Яков Арсенов - Тринити

— О! — воскликнула Татьяна. — Здесь я писала контрольную по математике. Я сидела вон там! Идем, оттуда хорошо видно. Ты удивишься, но я чуть не завалила эту письменную математику! Хорошо, что знакомые ребята оказались под рукой.

Чтобы как-то участвовать в разговоре, Артамонов приоткрыл свое диалоговое окно и уже чуть не собрался заметить, что он, в отличие от нее, писал в этой аудитории сочинение, но Татьяна оказалась совсем неисправимым мастером монолога и окончательно заткнула его очередным восклицанием:

— О! До звонка еще целых пятнадцать минут! — Она резко откинула назад подол и уселась на скамью прямо так. — Ты пока посиди, я приведу себя в порядок. Ничего не успела сделать, пока ехала! А все из-за этих приставак! Каждым своим сообщением Татьяна давала понять, что она очень востребована на рынке. Доставая косметику, она для надежности еще раз поведала, как чуть не опоздала на остановку и как ей всю дорогу мешали читать. Потом она на время затихла, вытягивая губы, чтобы нанести на них более вызывающий слой помады. Затем ладонью удостоверилась в пышности начеса — не подсел ли? — посурьмила брови, возвела на должную длину ресницы, попудрилась, после чего еще минут пять не вынимала себя из зеркальца уже просто так. Наконец она снова взяла помаду и, как художник, отступив от мольберта на шаг и склонив голову, еще резче выразила нижнюю губу.

Закончив манипуляции, Татьяна чуть было опять не обратилась к Артамонову, но снова, как в омут, бросилась в сумочку.

— Забыла! Ногти! — вскричала она и быстрыми уверенными движениями принялась наносить бесцветный лак.

Аудитория медленно наполнялась первокурсниками. Они терялись, смущались, спотыкались в проходе, стеснялись вошедших ранее, совершенно выпуская из виду, что и все вокруг — такие же неловкие и растерянные. За исключением разве что Татьяны.

Первой была лекция по физике.

Одновременно со звонком вошел лектор.

Татьяна отпрянула от зеркальца и побросала всю косметику в сумочку. Достав тетрадь из портфеля, Татьяна всей своей статью обратилась вперед, к лектору, и надолго забыла про Артамонова. Она была вся внимание.

Небольшого роста лектор первоначально не вызвал у Татьяны никакого доверия. Она не признавала мужчин ниже себя ростом. С Артамоновым, который был ей по плечо, она пошла на вынужденную связь исключительно потому, что он был первым встретившимся ей представителем коллектива, в котором она рассчитывала проявить или, в крайнем случае, обрести себя.

Физик встал в выжидательную позу — отвернулся к окну и забарабанил пальцами по столу, как бы призывая народ к тишине и порядку. Последние шорохи и щелканья замками растворились в нарастающей тишине. Студенты замерли в ожидании первого преподавательского слова, которое, по их мнению, должно было возвестить о начале чего-то непонятного, неизведанного, таинственного.

Наконец лектор оставил в покое окно, унял пальцы и, скользнув взглядом по галерке, заговорил:

— Ярославцев. Владимир Иванович. Намерен вести у вас аудиторную, лабораторную и практическую физику. Первая лекция обзорная.

— Можно не записывать? — спросила Татьяна.

— Можно не конспектировать, — поправил ее физик.

Татьяна без всякого удовольствия захлопнула тетрадь, на которой фломастером очень старательно, но не очень ровно было выведено: «Элементарная физика».

— Для кого элементарная, а для кого и не очень, — сказала Татьяна Артамонову.

Ярославцев поверхностно прошелся по предмету, а потом до самого звонка распространялся о своей личной студенческой и аспирантской жизни, постоянно срываясь на мысль, что когда-то и он вот так же пришел на первую в своей жизни лекцию, а теперь, так сказать, вот уже и сам… читает студентам.

Татьяна пропустила мимо ушей все пустые замечания из начал высшей физики, зато с упоением слушала затянувшееся лирическое отступление Ярославцева, устремившись к нему всей своей подвижной биомассой.

Прозвенел звонок. Лектор, не попрощавшись, вышел. Татьяна вспомнила про Артамонова и тихонько взвизгнула:

— Что ты сидишь? Собирайся! Идем! Нам нужно теперь в другой корпус! Следующий урок будет там! — Слово «урок» прозвучало грустно и нелепо. Кроме Татьяны, никто никуда не собирался.

— Постой, кажется, будет продолжение, — сказал Артамонов.

Татьяна молча опустилась на скамью. Она не знала, что занятия в институте проходят по два кряду.

Вторую половину лекции она была не так внимательна к Ярославцеву и казалась разочарованной. Она изучала сокурсников. Ее сектор осмотра был намного шире среднего, и легким поворотом головы она запросто доставала любой угол аудитории, куда могла запропаститься заинтересовавшая ее физиономия.

Следующим шло практическое занятие по математике в составе группы.

Когда Артамонов с Татьяной почти под ручку вошли в математический кабинет, группа 76-Т3 была в сборе и глазами, полными любопытства, проводила эту привлекательную пару до самой посадки. И хотя основное внимание уделялось явно Татьяне, Артамонов замечал и на себе повышенное количество взглядов. Татьяна, усевшись поудобнее, принялась за детальное изучение окружающих, но всюду натыкалась на встречные взгляды. Ощутив себя в эпицентре, она опустила глаза и повернулась к Артамонову.

— Ты математику хорошо знаешь? — спросила она для отвода глаз.

— Как тебе сказать… — пожал плечами Артамонов.

На горизонте появился математик.

Он боком протиснулся в дверь и так же боком, не глядя на присутствующих, направился к столу. В небольших своих кулачках он зажимал обшлага рукавов выполненного не по росту костюма. Внешность математика была удручающей. Огромный лоб нависал над маленькими глазками, которые были посажены настолько близко друг к другу, что, казалось, они могли легко переглядываться меж собой. Уши математика аллометрически устремлялись прочь от головы и не входили с лицом ни в какие пропорции.

Сильно заикаясь и глядя в пол, преподаватель объяснил что-то вроде того, что занятие по математике также будет пробным, поскольку лекционный материал по первой теме еще не начитан и поэтому придется заниматься школьными задачами. Никого не вызывая, математик сам решал задачи, вымазываясь в меле и тарабаня себе под нос что-то невнятное. Исписанную доску он вытирал не влажной тряпочкой, которая лежала рядом, а рукавами. Вероятно, от смущения — Татьяна просто подавляла его своим повышенным вниманием.

Это был Знойко Дмитрий Васильевич, известный всему институту, но еще незнакомый первокурсникам.

Завершала учебный день лекция по химии.

Похожий на льва преподаватель Виткевич, опустив приветствия, почти по слогам произнес: