Пэлем Вудхауз - Так держать, Дживз!

— Чрезвычайно, сэр.

— Ну, я так считаю. Возьмём, к примеру, двух птичек. Эти две птички женятся и первое время чистят друг другу пёрышки, и всё такое. Птичка-женщина смотрит на своего супруга, как на единственного и неповторимого. Он её король, если ты понимаешь, что я имею в виду. Она его уважает и души в нём не чает. Радость и веселье, можно сказать, царят в их гнёздышке. Верно я говорю?

— Вне всяких сомнений, сэр.

— Затем, постепенно, шаг за шагом, потихоньку-полегоньку, — если тут подходит это выражение, — приходит разочарование. Она видит, как он ест яйцо всмятку, и дымка очарования рассеивается. Она смотрит, как он жуёт котлету, и дымка рассеивается ещё больше. И прочее, и прочее, если ты следишь за ходом моей мысли, и так далее, и тому подобное.

— Я очень внимательно слежу за ходом вашей мысли, сэр.

— А теперь поговорим о главном, Дживз. Так сказать, о сути. Короче, о том, в чём вся загвоздка. Как правило, ничего страшного не происходит, потому что, как я уже упоминал, разочарование наступает медленно, и женщина успевает приспособиться к новым условиям. Но в случае с малышом, благодаря непристойной болтовне Пайк, события происходят стремительно. Без всякой подготовки, практически мгновенно, миссис Бинго представили её супруга как какого-то удава, напичканного неприятными внутренними органами. Пайк рисует перед её глазами картину одного из тех мужчин, которых часто можно встретить в ресторанах: с тремя подбородками, выпученными глазами и вздувшимися на лбу венами. Ещё немного, и её любовь увянет, Дживз.

— Вы так думаете, сэр?

— Уверен. Никакая любовь не выдержит такого издевательства. Сегодня во время обеда Пайк дважды сказала о прямой кишке Бинго такое, чего, с моей точки зрения, просто нельзя говорить в смешанной компании даже в наш распущенный век. Ну вот, ты понимаешь, что я имею в виду. Если всё время тыкать жену носом в прямую кишку мужа, жена обязательно задумается. Опасность, насколько я понимаю, заключается в том, что миссис Бинго рано или поздно может решить, что чем совершенствовать мужа, проще отправить его на свалку и приобрести новую модель.

— Неприятная история, сэр.

— Нужно что-то предпринять, Дживз. Ты должен действовать. Если ты не найдёшь способ вытурить отсюда эту Пайк как можно скорее, малышу крышка. Видишь ли, дело усугубляется ещё и тем, что миссис Бинго — романтическая натура. Женщины, которые, подобно ей, считают день потраченным впустую, если они не испачкали бумагу пятью тысячами слов сентиментальной белиберды, не любят долго ждать. У них в голове чернила вместо мозгов. Я не удивлюсь, если с самого начала миссис Бинго втайне не сожалела, что малыш не принадлежит к числу сильных, мужественных, волевых англичан, о которых она пишет в своих книгах как о героях с печальным, загадочным взглядом, тонкими чувствительными пальцами, и в ботинках для верховой езды. Ты меня понимаешь?

— Безусловно, сэр. Вы предполагаете, что критические замечания мисс Пайк сыграют определённую роль в переходе из подсознания в сознание до этого времени несформулировавшегося в мозгу разочарования, о котором вы говорили выше, сэр.

— Тебя не затруднит повторить всё сначала, Дживз? — спросил я, пытаясь, так сказать, поймать мяч с лёту и промахиваясь на несколько ярдов.

Он повторил и ни разу не запнулся.

— Да, должно быть, ты прав, — согласился я. — Но как бы то ни было, суть в том, чтобы выжить Лауру Пайк из этого дома любым способом. Что ты намерен предпринять, Дживз?

— Боюсь, сэр, в данный момент я не могу предложить вам никакого плана действий.

— Да ну, брось.

— Боюсь, что нет, сэр. Возможно, после того, как я увижу леди…

— Ты имеешь в виду, тебе надо изучить психологию индивида, и всё такое?

— Совершенно верно, сэр.

— Ну, тут я тебе не помощник. Я имею в виду, чтобы услышать болтовню Пайк, ты должен вертеться у обеденного стола, а это, сам понимаешь, невозможно.

— Затруднительное положение, сэр.

— Мне кажется, у тебя появится шанс понаблюдать за ней, когда во вторник мы отправимся в Лейкенхэм на скачки. У нас с собой будет корзинка с ленчем, а когда мы приступим к трапезе на свежем воздухе, ничто не помешает тебе разносить сандвичи. Мой тебе совет, держи ухо востро, Дживз, и смотри в оба глаза.

— Слушаюсь, сэр.

— Действуй, Дживз. Не отходи от нас ни на шаг и не проморгай чего-нибудь важного. А сейчас сбегай вниз и попробуй раздобыть мне ещё немного печенья. Я голоден как волк.

Утро перед скачками в Лейкенхэме выдалось ярким и сочным, дальше некуда. Сторонний наблюдатель мог бы отметить, что Бог, живущий на небесах, был сегодня доволен своими созданиями. Поздно осенью иногда выдаются такие дни, когда солнышко сверкает, птички чирикают, а воздух напоён живительной силой, разгоняющей кровь по жилам.

Лично меня, однако, эта живительная сила несколько беспокоила. Дело в том, что я чувствовал себя таким сильным и бодрым, как никогда, и поэтому, не успев позавтракать, сразу начал думать, что у нас будет на ленч. А мысль о том, что у нас будет на ленч, если Лаура Пайк настоит на своём, повергала меня в уныние.

— Я приготовился к худшему, Дживз, — сказал я. — Вчера вечером за обедом мисс Пайк битый час твердила, что морковь — самый хороший овощ на свете, так как он оказывает потрясающее действие на кровь и придаёт лицу здоровый цвет. Пойми меня правильно, я целиком и полностью за те средства, которые горячат кровь Вустера, и ничего не имею против того, чтобы доставить удовольствие туземцам видом своих гладких, розовых щёк, но только не за счёт сырой морковки на ленч. Поэтому, во избежание недоразумений, я попросил бы тебя завернуть в твой пакет несколько лишних сандвичей для твоего молодого господина.

— Слушаюсь, сэр.

В этот момент к нам подошёл Бинго. Я давно не видел его таким жизнерадостным.

— Я только что закончил присматривать за тем, как укладывают корзинку с ленчем, Берти, — сообщил он. — Я стоял у дворецкого за спиной и следил, чтобы он не наделал глупостей.

— Всё в порядке? — спросил я, вздыхая с облегчением.

— Можешь не сомневаться.

— Морковки не будет?

— Морковки не будет, — заверил меня малыш. — Мы упаковали сандвичи с ветчиной, — тут в глазах у него появился странный блеск, — и сандвичи с языком, и яйца вкрутую, и крабов, и холодного цыплёнка, и пирог, и пару бутылок Боллинджера, и бутылку старого бренди…

— Звучит неплохо, — сказал я. — А если мы потом проголодаемся, зайдём в бар.

— Какой бар?

— Разве на ипподроме нет бара?

— На несколько миль вокруг не найти ни одной закусочной. Вот почему я так тщательно следил, чтобы с нашим ленчем не намудрили. Местность, где происходят скачки, можно назвать пустыней в оазисе. Ипподром — самая настоящая ловушка. Недавно я разговаривал с одним парнем, который рассказал мне, как, приехав в прошлом году в Лейкенхэм, он распаковал корзинку с ленчем и обнаружил, что из шампанского вылетела пробка и оно вылилось на салат, сандвичи и плавленый сыр. Дороги здесь ухабистые, а ехал мой знакомый долго, так что в результате его ленч превратился в некое подобие пасты.