Майкл Корда - Богатство

Ей никогда не нужно хлопать дверью, думал Роберт, потянувшись к звонку, чтобы вызвать дворецкого, и, слава тебе Господи, наконец, приказать еще виски.

А зачем ей хлопать дверью? Последнее слово всегда за ней.

– Спасибо вам, что согласились принять меня после такой короткой рекомендации, – сказала Алекса. -Все друзья Пенелопы – мои друзья, мисс Уолден. -Мы с Пенелопой не совсем д р у з ь я, мистер Стерн. Она – приятельница Саймона Вольфа. -Как бы то ни было.

Пенелопа Мориц была привлекательной женщиной лет за сорок, появлявшейся время от времени на приемах Саймона, и управлявшей когда-то его художественной галереей. Почти двадцать лет, с тех пор, как она получила степень в Барнарде, она была любовницей Авраама Линкольна Стерна, и все еще жила надеждой, что когда-нибудь он бросит жену и женится на ней.

Ходили слухи, и Саймон божился, что это правда – что Пенелопа обставила свою квартиру на Саттон Плейс в точности так, как у Стерна, чтоб чувствовал себя здесь, как дома, и расположена она была, конечно, за углом от городского дома Стерна, чтоб он мог заходить каждый вечер, когда гуляет с собакой.

Это была одна из типичных нью-йоркских "примочек", что казалось Алексе, созданы скорее увеличивать в жизни каждого максимальный счет стрессов и напряжения, чем добавить сколько-нибудь счастья, но она подумала, что возможно, благодаря этому Стерн проявит больше понимания к ее собственному двусмысленному положению.

Стерн был высоким, тощим, сутулым, и действительно, довольно похож на своего тезку, вплоть до больших ушей. Трудно было с первого взгляда понять, что в нем было такого, что заставляло умную и привлекательную женщину отдаться в рабство на лучшую часть своей сознательной жизни, но Алекса научилась не спрашивать о подобных вещах. Они происходят, вот и все. Нечто похожее, в конце концов, случилось и с н е й, когда она встретила Артура Баннериэна.

Во всяком случае Стерн обладал неким мрачным, усталым обаянием и той напряженной энергичностью, которую многие женщины, не исключая Алексы, находят притягательной. Он был юристом юристов, защитником на громких процессах, постоянно выступавшим перед Верховным Судом. Большинство случаев, которые он вел, попадали в заголовки газет. Рутинную юридическую работу он оставлял младшим партнерам и занимался только теми клиентами, которые были ему интересны.

Его офис в Сигрэм Билдинг, выходящий на Парк Авеню, был обставлен так, чтобы выглядеть настолько " традиционным", насколько возможно. Стены, обитые темным деревом, массивная мебель, огромные кожаные кресла и диваны, рабочий стол размером со сплющенный автомобиль, стены увешаны портретами маслом джентльменов восемнадцатого века, предположительно юристов, в напудренных париках. Стерн, как многие преуспевающие люди в Нью-Йорке, долгие годы пересоздавал себя согласно принятому им образу, талантливый молодой человек, родом с Вашингтонских Высот, который ухитрился превратиться в собственное представление об английском джентльмене. Его костюмы, рубашки, обувь заказывались в Лондоне, офис декорирован так, как будто принадлежал его семье с позапрошлого века.

Алекса удивилась, как Пенелопа Мориц с ее ультрасовременной фигурой, напоминавшей борзую, и страстью к украшениям от Дэвида Уэбба и роскошными туфлями, на которые она тратила сотни долларов, во все это вписывается. Но, значит, у Пенелопы были собственные фантазии, где ее жизненная роль соответствовала главной героине великого романа.

Стерн сложил длинные пальцы домиком, и ободряюще взглянул на нее – скорее, как семейный доктор, чем как влиятельный адвокат.

– Я знал Баннермэна, – сказал он. – По правде, я многое знаю об его семье. Не то, чтоб мы были близки, сами понимаете. Мы встречались время от времени на обедах в Б`най Брите [10], на мемориальных обедах в честь Альфреда Смита [11]и тому подобных. Как вам известно, когда он собирался выдвигаться в президенты, он считал, что обязан заполучить голоса избирателей-евреев. Но мне никогда не казалось, что это ему по сердцу. – Он сделал паузу. – Пожалуйста, поймите меня правильно. Мне он вполне нравился, несмотря на то, что он упорно называл меня «Эби». Полагаю, он считал, что мне это приятно. Не знаю, почему. Я же никогда не называл его «Арти».

Она рассмеялась.

– Да, это бы ему совсем не понравилось, мистер Стерн. -В любом случае, в нем было огромное достоинство. И больше честности, чем у других богатых людей. Он был бы очень плохим президентом. Ну, неважно. Чем могу быть вам полезен? -По правде говоря, не знаю.

Стерн снял очки в роговой оправе и потер переносицу. Без очков он казался таким усталым и изможденным, что любой женщине польстило бы его внимание. Возможно, это объясняло, как он умудрялся так долго держать в своих сетях Пенелопу Мориц.

– Позвольте заметить, дорогая моя, что если это случай палимонии [12]– мерзкое слово, то я плохой советчик. Не хочу сказать, что вы не можете начать тяжбы, но это не мой вид тяжбы.

– И не мой тоже. У меня совсем другая проблема.

Он кивнул, терпеливо готовясь выслушать. С глубокими мешками под глазами, скорбными линиями вокруг рта, высоким морщинистым лбом он напоминал пожилого священника, ожидающего исповеди, настолько уже знакомого со всеми превратностями мирской жизни, что ничто больше не может ни потрясти, ни удивить его.

– Дело в том… что мы были женаты. -Господи боже! Женаты? С Артуром Баннермэном?. – Стерн выглядел так, словно его ударило электричеством. Он снова надел очки и посмотрел на нее с новым интересом. – Вы, конечно, шутите? -Нет.

Он мгновение помолчал, затем покачал головой.

– Жизнь никогда не устает удивлять меня. Полагаю, в этом и состоит ее ценность. Позвольте мне сначала поздравить вас, поскольку уверен – никто еще не удосужился этого сделать. А затем принести соболезнования. Которых, я думаю, вы тоже не получали. Почему об этом не было в газетах? -Артур хотел сохранить тайну. -Ясно. О людей вообще? Или также от своих родных? -И от тех, и от других. -Вы расскажете мне о причинах… хотя, думаю, о некоторых я догадываюсь. Семья уже знает? -Да. Я рассказала мистеру де Витту. Я позвонила ему после смерти Артура. Видите ли, я не знала, кому еще позвонить. -Это был вполне разумный поступок. Хотел бы видеть его лицо, когда он услышал ваши слова. Должен признаться, что мы с де Виттом – не друзья. И что сказал де Витт? -Он мне не поверил. -Он – человек с ограниченным воображением. Если бы на него не работал Мартин Букер, он бы пропал. Де Витт рассказал новости семье? -Да. -Тогда почему никто об этом не знает? Об этом сообщили бы все газеты на первых полосах. Может быть, кроме "Таймс", но все стальные – точно. -Он просил меня молчать о браке, мистер Стерн. Он сказал, что у меня возникнут осложнения с семьей Баннермэнов, если пресса раздует из этого скандал. И я сама хотела избежать шумихи в прессе. -Честный ответ, но, по правде говоря, не думаю, что было умно так поступать. Смерть Баннермэна в любом случае вызвала шумиху в прессе. Вы точно также могли бы пройти через все это сразу. Как давно вы были женаты? -Мы поженились за день до того, как он умер.