Майкл Корда - Богатство

– Ты уверен? – спросила она более осторожно, чем хотела.

Он снова наполнил ее бокал.

– Уверен ли? Конечно. Мы знаем друг друга несколько месяцев. Ты спасла мне жизнь. Множество браков совершалось по гораздо меньшим основаниям. Кроме того, я люблю тебя.

– Давно ли ты это надумал, Артур?

– О, это не скороспелое решение, будь уверена. Я достаточно размышлял. Просто я пришел к выводу, что больше нет смысла ждать. Конечно, ты можешь не захотеть – я вполне понимаю. Но это принесло бы мне много счастья.

Алекса не знала, что сказать. она вряд ли даже понимала, что чувствует. Она всегда была осторожна, строя планы на будущее. Брак был возможностью, о которой она даже думать отказывалась, обязательством, столь прочным, и, в данном случае, влекущем столь невероятные последствия, что это ее пугало. Брак сделает ее членом ее семьи – мачехой Роберта, подумала она. Она знала, что Артур хочет, чтоб она обняла его и ответила "Да", и чувствовала себя виноватой, что так не делает, но в то же время испытывала слабую раздражающую обиду за то, что вопрос был поставлен так внезапно.

– Что ж, я польщена – и, кажется, слегка потрясена. А как же твоя семья? Не думаю, что они встретят меня с распростертыми объятиями.

Он рассмеялся.

– Я тоже, к сожалению. Но до времени они не узнают. Я хочу кое-что обдумать, и когда все будет готово, сыграть в небольшую игру " кнут и пряник". Когда я созову их всех в Кайаву на свой шестьдесят пятый день рождения – им п р и д е т с я приехать, даже Сесилии из своего Богом забытого лагеря для беженцев, я сделаю им подарок в виде изменений в Тресте. Пряник, который будет предложен каждому взамен, будет сладким, о ч е н ь сладким, даже для Роберта. Им придется также принять тебя, дорогая, как часть сделки. В случае отказа в ход пойдет кнут.

– Это, кажется, не лучший способ заставить их полюбить меня, Артур.

– Меня это не беспокоит. Время все исправит. Или не исправит. Дело не в том, чтоб заставить их п о л ю б и т ь тебя, Алекса. Дело в том, чтобы заставить их принять наш брак с минимумом шумихи и интриг. Буря будет, я не сомневаюсь, но когда станет ясно, что при сопротивлении каждый может потерять миллионов эдак двадцать пять, они быстро утихнут. Роберт будет в ярости, но учитывая его финансовое положение, он не состоянии бороться. Сесилия… да, о Сесилии разговор особый. Эта будет нелегко. Что до Патнэма, думаю, ему, ему что так, что эдак – все равно.

– А твоя мать?

– Она реалистка. Я не скажу, чтоб она вначале была довольна, но не вижу причин, по которым она не могла бы полюбить тебя, при условии, что ты не станешь нарушать порядков, заведенных ею в Кайаве – а ты слишком разумна, чтоб сделать это. Все сказанное, однако, не имеет смысла, если ты собираешься мне отказать.

Он отпил шампанского, сморщился, и подошел к бару, чтобы налить себе виски.

– Естественно, – продолжал он, – мы должны подписать брачное соглашение. Я должен создать для тебя подобающий траст. Деньги не повлияют на твое решение – я это знаю – но я вижу смысл в том, чтоб ты могла стать очень богатой женщиной в своем собственном праве. Я понимаю – тебя смущает, что я заговорил об этом, но ты должна понять, что денежный вопрос не смущает м е н я.

– Я не смущаюсь. Я просто не знаю, что сказать.

– Почему бы не попробовать просто сказать "да"?

– Это не так легко. – Ей хотелось, чтоб у нее было время подумать, но она знала, что его нет.

– Из-за разницы в возрасте? Я понимаю – это проблема. Когда тебе будет тридцать пять лет, мне, Господи помилуй, будет с е м ь д е с я т п я т ь! А мужчины в нашем роду живут долго. Ты сама можешь состариться, прежде, прежде чем станешь богатой вдовой.

– Нет, дело в этом. Меня не волнует, сколько тебе лет, и я хотела бы выйти за тебя. Но меня пугают твои родные. Я не знаю, смогу ли я с ними общаться. Или даже, захочу ли пробовать.

– Тебе не нужно иметь дело с ними лично. Для этого есть я. Нет необходимости даже часто их видеть. И, знаешь ли, есть вещи похуже, чем стать одной из Баннермэнов.

– Но это ведь не то же, что войти в семью, живущую по соседству. Это все равно, что войти в королевский дом. Мне придется жить в соответствии с представлениями, что положено или не положено Баннерэнам. Это как жить в стеклянном шаре, напоказ.

– Даю тебе слово, что постараюсь облегчить тебе это, как могу. В любом случае, как только будущее состояние определится, нет никаких оснований, чтоб мы не могли вести спокойную и счастливую жизнь вдали от публики. Мне нужно много сделать. Я построю свой музей – мы можем совершить это вместе. Будем путешествовать, радоваться жизни, делать, что пожелаем…

– Тебя послушать, Артур, так все просто. Но это не так. К тому моменту. как новость станет известна, на меня обрушится пресса. Они опросят всех, кого я когда-либо знала, подхватят сплетни, каждый кусок грязи, какой смогут найти..

Он пожал плечами.

– Пусть их. Меня это нисколько не тревожит, не должно тревожить и тебя.

Она с трудом сглотнула. Если когда-нибудь должен был настать подходящий миг рассказать ему правду, то безусловно, вот он. Но она не смогла заставить себя сделать это, не находила правильных слов.

– Артур… я делала то, что не должна была делать… то, чего стыжусь… – прошептала она.

Лицо Баннермэна потемнело, подбородок яростно оттопырился.

– Меня это не волнует, и я не хочу этого знать! И кто, черт побери, безупречен? Ты будешь моей женой. Ничего больше для меня не имеет значения. Это понятно?

Она была одновременно изумлена и испугана его вспышкой – испугана ее физическими последствиями, далеко превышавшую краску в лице и повышенный тон. Его руки затряслись, губы приняли тот же синеватый оттенок, что она замечала в Мэйне, и он, казалось, борется с удушьем.

Каждая возможная проблема этого брака промелькнула в ее сознании, как предупредительный сигнал, яростно мигающий в темноте. Его дети будут изо всех сил противиться этому браку, устрашающая миссис Баннермэн ( она уже догадывалась, что может быть только о д н а миссис Баннермэн, и это будет не она) возненавидит ее с первого взгляда, она будет задавлена обязанностями, с которыми не желает управляться, и к которым совсем не готова: богатство, дома, слуги, семейные проблемы… А как насчет ее прошлого? Что бы Артур сейчас ни утверждал, он вовсе не обрадуется, если все откроется – не говоря уж о том, что скажут его родные.

– Проклятье, Алекса. Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Ты обязана ответить мне. Да или нет?

Она слышала его голос сквозь глухой туман страхов, слышала и знала, что пути к отступлению отрезаны. Если она откажет, он, возможно, простит ее, но их связь никогда не будет прежней. С одной стороны она была в ярости, за то, что он без предупреждения изменил их отношения, но с другой понимала, что он предлагает ей единым шагом достичь богатства, безопасности, положения в обществе, власти делать, что бы она не пожелала – все это он протягивает ей на серебряной тарелочке. И кроме того, она его любит, напомнила она себе. Это главное, нет, е д и н с т в е н н о е, что, в конечном счете, имеет значение.