Майкл Корда - Богатство

Но она также знала, что это было бы бесполезно, и еще более бесполезно сейчас. Его глаза говорили истину, и истиной была смерть – окончательная, бесповоротная, за пределами чудес современной медицины. Глаза его были ясные, безмятежные, совершенно безжизненные.

Знал ли он об этом? Не был ли поспешный брак следствием того, что он услышал от врача? Догадывался ли он, что конец его близок, и, возможно, будет именно таким? Она почувствовала себя преданной, но отказывалась винить его.

Она натянула простыню ему на лицо и села, чтобы подумать. Она не плакала, слишком глубоко потрясенная, чтобы дать волю слезам. "Я люблю тебя", – услышала она собственный голос, снова и снова повторявший эти слова, но теперь уже слишком поздно.

Офис де Витта на Уолл-стрит с первого взгляда производил нужное впечатление, накапливавшееся десятилетиями, Это была мрачная, угрюмая комната несколько обветшалого вида., который было способно создать только время – самое подходящее место, куда богачи могли приносить свои тайны. Единственным ярким пятном был американский флаг, свисавший со стены позади стола де Витта, рядом с парадным портретом маслом Кира Баннермэна, чьи холодные синие глаза, казалось, с презрением смотрели на стоявшие напротив стеллажи с книгами по юриспруденции, выстроившимися ровным и рядами полках. Алекса чувствовала, как медленно погружается в болото депрессии при мысли, что ей придется выдержать неприятный разговор с де Внттом – а может, виной был взгляд патриарха Баннермэнов, взиравшего на из золоченой рамы как на незваную гостьи. Его взгляд словно преследовал ее – такое же ощущение у нее возникало, когда она смотрела на глаза детей на портретах Дэя Кина.

– Это как дурной сон, – сказала она. – Мне все кажется, что я сейчас проснусь н пойму, что ничего подобного на самом деле со мной не происходило.

– Совершенно верно, – скорбно произнес де Витт, приподняв брони. Выражение его лица пристало бы могильщику, выражающего соболезнование человеку, который заказывает похороны по самому дешевому разряду, – это весьма неприятно.

– Неприятно? – Слово отнюдь не показалось ей уместным, а се нервы и так были на пределе. Де Витт попробовал подобрать другое.

– Огорчительно? – сделал он новую, более удачную попытку. – Болезненно, – с довольным видом заключил он, словно поздравил себя с тем, что нашел наконец верное слою.

– Конечно, это болезненно, с точки зрения моей клиентки, – отрывистобросил Линкольн Стерн, словно Алексы здесь не была н в помине, Стерн использовал любую возможность, чтобы помешать ей говорить самой, и ее это уже начинало раздражать.

Де Витт презрительно фыркнул.

– Без сомнения. И для всей семьи тоже. Не сесть ли нам?

Они сели – Алекса и Стерн на софу, де Витт, через кофейный столик от них, в антикварное кресло, казавшееся для его габаритов слишком маленьким н хрупким. Его костлявые колени задрались в мучительно неудобной позе, открыв постороннему взору черные носки с красным узором – как раз подобную расцветку презирал Артур.

Случайно или намеренно, подметила она, но де Витт усаживал своих клиентов против символов, словно бы обладающих способностью подавлять способность к сопротивлению – портрета Кира и флага. Для тех же, кто еще умудрялся сохранять присутствие духа, в запасе имелась группа фотографий в серебряных рамках: де Витт мрачно возвышается над усмехающимся Нельсоном Рокфеллером; серьезный де Витт пожимает руку Эйзенхауэру; де Витт, с выражением великомученика на лице, беседует с Никсоном.

При виде последней фотографии Алекса ощутила, как у нее пересыхает во рту: Артур Баннермэн, моложе и куда более щеголеватый, чем она его знала, во время своей президентской кампании. Он спускался по лестнице» раскинув руки словно Папа Римский, благословляющий приветствующую его толпу. Позади стоял Роберт, которому только-только исполнилось двадцать лет. У отца и сына были одни н те же черты лица, но какая-то едва уловимая микроскопическая разница делала выражение лица Роберта более жестким, чем у отца.

Она спросила себя – может, это просто игра света и тени? – в конце концов, лицо Артура округлилось в среднем возрасте, тогда как. лицо Роберта всегда оставалось худым. Причем на фотографии под глазами Роберта были темные круги, словно он не спал круглые сутки, тогда как кандидат в президенты выглядел свежим н отдохнувшим. Позади Роберта стоял де Витт, чье лицо отражало презрение аристократа к попыткам шурина угодить толпе обывателей.

До Алексы дошло, как мало знает она об этих людях – даже об Артуре. Она знала о его семье только то, что счел нужным рассказать ей он сам, а в сложившейся ситуации этого было явно недостаточно. Ее познаний не хватало ни для этой фотографии, ни для следующей: верховая прогулка, Артур и де Витт в твидовых пиджаках, а между стоит красавица в костюме дли верховой езды. Алекса смутно узнала в ней жену Артура – Присциллу. У ног Артура сидели два лабрадора, преданно глядя на него. Взгляд де Витга устремился к этой фотографии – он не упустил из виду интереса к ней Алексы.

– Оксридж, – сказал он. – Шестидесятой год, насколько я помню. Или около. Присцилла завоевала тогда кубок Блэйра. В тот же год она взяла и кубок Данвуди. Господи, какая это была прекрасная наездница!

– Артур тоже так говорил.

– Вот как? – Он подкрутил усики, – Честно говоря, я никогда не думал, чтоб он особо это замечал. И меня удивляет, что он рассказывал вам о ней.

– Он о многом мне рассказывал, мистер де Внтт.

– Не сомневаюсь. А, вот и кофе.

Вошла секретарша, неся серебряный поднос со старинным кофейным сервизом. Обычная офисная посуда была не для де Витта. Он пил из превосходного английского фарфора, и кофе, судя по аромату, был свежесварен, и отнюдь не в электрокофеварке. Алекса уловила в его взгляде, когда он говорило Присцилле Баннермэн, нескрываемое восхищение. Завидовал он Артуру из-за его жены? Не это ли било причиной их взаимной неприязни?

Стерн откашлялся и сказал;

– Перейдем к делу. Я был против этой встречи, и до пор против. Ситуация кажется мне совершенно ясной. Есть завещание. Моя клиентка, вдова, несомненная наследница. Покойный Мистер Баннермэн передал ей все свои дела по условиям завещания. Мы, естественно, ожидаем полного и всеобъемлющего отчета о финансовой информации…

Де Витт поднял руку-

– Довольно! – сказал он. – Целью этой встречи была просто беседа. Семья – я думаю, это понятно – расстроена. Элинор – миссис Баннермэн – расстроена особенно сильно… может быть, более подходящий словом будет «возмущена»… продолжающимися спекуляциями в прессе об – хм… обстоятельствах смерти Артура.