Исабель Альенде - Любовь и Тьма

Обойдя пещеру, друзья обнаружили два прохода Правый был завален, по-видимому, лишь обломками и комьями земли, левый же был заделан цементом. Они выбрали более легкий путь и принялись разбирать скалистые обломки и землю у первого прохода Пока они разгребали обломки, зловоние становилось все сильнее и сильнее; иной раз приходилось высовываться наружу через входной пролом, чтобы подышать чистым воздухом, словно сделать глоток из целебного ручья.

— Что мы, собственно, ищем? — спросила Ирэне, когда почувствовала жжение сорванных мозолей на руках.

— Не знаю, — ответил Франсиско, и они снова принялись за работу, по-прежнему — в молчании: вибрация их голосов приводила в движение гнилую крепь.

Их снова охватил страх. Они оглядывались на густой черный мрак за спиной, и им казалось, что за ними следят чьи-то глаза, двигаются тени, из глубины доносится шепот. Они слышали, как похрустывают старые крепежные балки, и чувствовали, как под ногами стремительно проносятся крысы. Воздух был тяжелым и плотным.

Взявшись за камень, Ирэне изо всех сил пыталась оторвать его от стены. Еще немного усилий, и ей удалось его сдвинуть — он свалился к ее ногам; рядом со светлым пятном от фонаря появился темный проем. Не долго думая, она сунула туда руку, чтобы ощупать полость, и тут из глубин ее существа вырвался ужасный крик, потрясший свод пещеры: он отразился от стен глухим и странным эхом, не имевшим ничего общего, как показалось Ирэне, с ее голосом. Она прижалась к Франсиско, а он, прикрыв ее собой, прижал к стене; в это время с потолка сорвалась балка и с оглушительным грохотом рухнула вниз. Некоторое время, показавшееся им вечностью, они простояли обнявшись, закрыв глаза и почти не дыша, но, когда, наконец, вновь воцарилось безмолвие и осела пыль после обвала, они нашли фонарик и убедились, что проход свободен. Не отпуская Ирэне, Франсиско направил свет к тому месту, где отвалился камень, и их глазам предстала первая находка этой ужасной ночи. Это была человеческая рука, вернее, то, что от нее осталось.

Франсиско вытащил девушку из пещеры и, прижав ее к себе, заставил глубоко дышать чистым ночным воздухом. Увидев, что она немного успокоилась, он принес термос и налил ей кофе. Она была не в себе, словно немая; ее бил озноб, и ей не удавалось удержать чашку в руках. Словно она была больная, он напоил ее, погладил по голове, пытаясь успокоить, и объяснил: они нашли то, что искали, — наверняка это была Еванхелина Ранкилео, — и хотя все это чудовищно, но для них не опасно — это всего лишь труп. Она не понимала смысла его слов: потрясение было столь велико, что она как бы забыла родной язык, но его мягкая интонация немного успокаивала Много позже, когда она пришла в себя, Франсиско решил довести работу до конца.

— Подожди меня здесь. Я на несколько минут вернусь в рудник. Тебе не страшно одной?

Девушка молча кивнула и, поджав ноги, будто ребенок, уткнулась лицом в колени; охваченная тяжелой тоской, она пыталась не думать, не слышать, не видеть и даже не дышать, пока он, обвязав платком лицо, шел обратно к могильнику, взяв с собой фотоаппарат.

Франсиско удалось наконец разобрать камни и выгрести землю настолько, чтобы извлечь тело Еванхелины Ранкилео Санчес. Он узнал ее по светлым волосам. Пончо едва ее прикрывало, она была разута и одета во что-то, похожее на нижнюю юбку или ночную сорочку. Разложение настолько охватило тело, что оно чудовищно раздулось и в сочащейся жидкости кишмя кишели трупные черви; юноша приложил максимум усилий, чтобы его не вырвало, и продолжал двигаться дальше. Он был не из тех, кто легко теряет над собой контроль; в силу его профессии ему приходилось работать с трупами, и он способен был себя контролировать, но раньше он никогда не сталкивался с подобной картиной. Весь этот ужас вокруг, пронзительное зловоние и накопившийся страх лишали его сил. Он не мог дышать. Поспешно, не заботясь ни о выдержке, ни о расстоянии, он сделал несколько снимков; после каждой фотовспышки, заливавшей ослепительно белым светом эту ужасную картину, у него мучительно сжималось горло. Он поспешил покончить с этим как можно быстрее и тут же бросился вон из склепа.

На свежем воздухе, выронив фотоаппарат и фонарь, он упал на колени и, опустив голову, попытался расслабиться и справиться с судорогой в желудке. Зловоние словно пропитало его, а перед глазами стояла Еванхелина в ее последнем и гибельном заточении. Ирэне помогла ему встать на ноги.

— Что теперь будем делать?

— Сначала завалим рудник, потом — посмотрим, — решил он, с трудом выдавливая слова, словно грудь сжал раскаленный обруч.

Ошеломленные тем, что увидели, напряженные до крайности, они наскоро забросали пролом камнями, будто так можно было перечеркнуть то, что хранит пещера, и возвратить время, когда они еще не знали правды и оставались наивными, довольствуясь благополучной действительностью, вдалеке от ужасных открытий. Франсиско взял подругу за руку и повел ее к единственному заметному с холма убежищу — полуразрушенной лачуге.

Ночь стояла спокойная. В свете полной луны таяли очертания, размывались контуры гор и огромные, окутанные полумраком тени эвкалиптов. Едва угадываемая в мягкой полутьме, лачуга стояла на холме и была похожа на выросший из земли странный плод По сравнению с рудником она показалась им уютной, как гнездышко. Они уселись в углу на бурьян и стали смотреть на звездное небо, где в бесконечной дали блестела молочно-белая луна. Ирэне положила голову на плечо Франсиско и заплакала, изливая в слезах свою тревогу и смятение. Он обнял ее, и так они сидели долго, может быть, несколько часов, стремясь в спокойствии и безмолвии природы восстановить душевное равновесие после увиденного и найти силы, чтобы выдержать то, что еще предстоит. Они вместе приходили в себя, прислушиваясь к слабому шелесту листвы, потревоженной ветром, близкому крику ночных птиц и шуршанию пугливых зайцев в траве.

Постепенно узел ужаса душивший Франсиско, ослаб. Он стал воспринимать красоту неба, нежность земли, терпкий запах полей, прикосновение Ирэне к его плечу. Он представил себе очертания ее тела и ощутил тяжесть ее головы на своем плече, выпуклость прижавшегося к нему бедра, нежное прикосновение волос и неосязаемую мягкость шелковой блузки, тонкой, будто ее кожа. Он вспомнил день, когда они познакомились: ее улыбка буквально ослепила его. С того дня он полюбил ее, и все безумства, в результате которых он оказался в этой пещере, были всего лишь прелюдией к финалу — прекрасному мигу, где она была его — такая близкая, беспомощная и уязвимая. Он почувствовал, как мощная волна непобедимого желания захлестнула его. У него перехватило дыхание и бешено заколотилось сердце. Куда-то в пропасть забвения провалились настойчивый жених, Беатрис Алькантара, его собственная неясная судьба и все разъединяющие их препятствия. Ирэне будет его: так было написано с сотворения мира.