Ник Хорнби - Hi-Fi

Не раздумывая, я перепрыгиваю через заборчик ближайшего особняка и залегаю на чьей-то клумбе. Мне мокро. Но уж лучше я промокну до костей, чем позволю Лоре высказать все, что она думает о моем исчезновении, поэтому я лежу на клумбе до тех пор, пока это не становится выше человеческих сил. Всякий раз, решив, что уже достиг нижней точки падения, я легко нахожу способ опуститься еще ниже, но теперь я знаю наверняка: дальше просто некуда; отныне, что бы ни происходило со мной в жизни, каким бы нищим, каким бы тупым, каким бы одиноким я ни оказался, эти несколько минут навсегда останутся для меня сияющим маяком. «Разве это не лучше, чем лежать мордой в клумбе после похорон Лориного отца?» – спрошу я себя, когда ко мне в магазин заявятся судебные приставы или когда очередная Лора свалит от меня с очередным Рэем. И ответ обязательно и непременно будет «да».

Когда сил моих больше нет терпеть, когда моя белая рубашка делается прозрачной, пиджак разукрашивается грязной жижей, а ноги начинает пронзать невыносимая боль – спазм сосудов? ревматизм? артрит? почем мне знать, – я встаю и пытаюсь отряхнуться. Лора, которая явно все это время просидела в припаркованной у остановки машине, опускает стекло и зовет меня.

Там на похоронах со мной произошло приблизительно следующее: я впервые понял, как я на самом деле боюсь своей смерти и смерти других и как этот страх всегда мне мешал – мешал, например, бросить курить (ведь если относишься к смерти чересчур серьезно или, как я до сих пор, без должной серьезности, в этом нет никакого смысла) или поразмыслить о своей жизни и в особенности о работе, принимая в расчет будущее (а это слишком страшно – ведь будущее всегда завершается смертью). Но в первую очередь страх смерти мешал мне завязать постоянные отношения с женщиной, потому что, завязав постоянные отношения, ты начинаешь зависеть от нее, и когда она умрет – а они все, как правило, умирают, кроме разве каких-то совсем уж исключительных случаев вроде того, скажем, что ты соединил жизнь с героиней научно-фантастического романа… короче, тогда ты сильно влип. Умереть первым, должно быть, и не так плохо, но жить с постоянной заботой о том, как бы умереть первым, – такая перспектива меня совсем не вдохновляет. Откуда мне знать, когда умрет она? А вдруг, как говорится, ее завтра переедет автобус. Что, бежать бросаться под автобус прямо сегодня? В крематории у Джэнет Лайдон было такое лицо… И откуда в ней столько мужества? Ну и что, а теперь ей куда себя девать? По мне, так разумнее всю жизнь метаться от юбки к юбке, а потом, когда больше уже не сможешь этого делать, жить в одиночестве и в одиночестве же умереть. А что тут такого ужасного – по сравнению с другими возможными вариантами? Бывали ночи, когда Лора спала, а я прижимался к ней сзади и всего меня переполнял чудовищный безымянный страх. Сейчас я хотя бы знаю, как он зовется: имя ему Брайан. Ха-ха, шутка. Ну да дело не в имени, а в том, что я понимал, откуда этот страх берется, а еще понимал, почему мне хочется спать с Рози, с той, что с угарными синхронными оргазмами. И думайте себе на здоровье, что это я так неуклюже выгораживаю себя. Он спит с другими женщинами, движимый страхом смерти! – извините, что поделаешь, но это правда.

Прижимаясь ночью к Лоре, я боялся, потому что не хотел терять ее, а мы в конце концов всегда их теряем, или они теряют нас. Я предпочитаю не рисковать. Зачем мне это – лет эдак через десять или двадцать прийти с работы домой и застать там бледную перепутанную женщину, которая сообщит, что у нее кровавый понос? «Мне тебя очень жаль, дорогая, но это бывает…» – и мы с ней отправимся к врачу, и врач скажет, что операция уже не поможет, и тогда… Да у меня просто духу не хватит вынести все это. Я тут же сбегу и поселюсь в другом городе под вымышленной фамилией, а когда Лора будет укладываться в больницу, чтобы там умереть, и ее спросят: «Разве ваш друг не придет вас навестить?» – она ответит: «Нет, он бросил меня, как только узнал про рак». Боже ты мой! «У тебя рак? Извини, но ты как-нибудь без меня. Я этих дел не люблю». Лучше ведь не ставить себя в такое положение.

Ну и что мне, скажите, остается? Логичнее всего – впредь тщательно взвешивать шансы. Сейчас мне тридцать шесть, да? Давайте исходить из того, что угроза подхватить самые смертельные болезни – рак, нелады с сердцем и так далее – появляется после пятидесяти. Конечно, мне может не повезти и я загнусь раньше, но тем не менее вероятность всякой гадости со здоровьем сильно возрастает, начиная с шестого десятка. Для надежности в пятьдесят-то и надо остановиться. То есть по подруге каждые два года ближайшие четырнадцать лет, а потом все, кранты, завязывать с этим делом. А что, толково. Сумею ли я все это объяснить той последней, с которой у меня будет роман? Почему нет? Так оно, наверно, и честнее выйдет. И в любом случае спокойнее, чем обычно при разрыве отношений. «Жить тебе недолго, так что нет особого смысла и дальше оставаться вместе, ты не находишь?» Считается нормальным, если люди, когда один из них эмигрирует или же возвращается к себе на родину, разрывают отношения, согласившись, что обоим любовь в разлуке принесет только лишнюю боль. А чем смерть хуже? Разлука по причине смерти будет, пожалуй, погорше разлуки по причине эмиграции. Ведь эмигрировать можно и вместе. Всегда можно сказать себе: «А чё мне – брошу все и стану техасским ковбоем (вариант: сборщиком индийского чая)». Но если она умерла, такого уже не скажешь, правда? Разве что пойти по стопам Ромео, и тут, коли поразмыслить…

– Я думала, ты в этой клумбе до вечера проваляешься.

– А? Да не, ха-ха. Нет. Хм-м.

Напускная беспечность – не худший способ попытаться сохранить лицо в подобного рода ситуации. Впрочем, когда лежишь в чужой клумбе, прячась от бывшей подруги в день похорон – кремации! – ее отца, такую ситуацию не отнесешь ни к одной из известных разновидностей ситуаций, эта ситуация уникальная, она – что-то отдельное.

– Ты весь промок.

– Мм-м.

– Да к тому же идиот.

Будут еще поводы скрестить шпаги. Что толку скрещивать их сейчас, когда я настолько уязвим.

– Я понимаю, почему ты так говоришь. И прошу прощения. Правда. Я совсем не хотел… Поэтому я и ушел, потому что… Я не хотел там шуметь, а когда… Послушай, Лора, я спал с Рози и все этим испортил только из страха, что ты умрешь. Я боялся твоей смерти. Или чего-то из той же серии. Конечно, это звучит… – Тут мой запал иссякает, и я смотрю на нее, широко открыв рот.

– Да, я умру. В этом смысле мало что изменилось.

– Да-да, я это все понимаю и никакого другого ответа от тебя не ожидал. Я просто хотел, чтобы ты знала. Только и всего.

– Большое спасибо. Очень тебе благодарна.