Ник Хорнби - Hi-Fi

– Плевать. Я хочу знать.

– Что ты хочешь знать?

– На что это было похоже.

– На секс. На что же еще? – цедит она недовольно.

Уже этим ответом я страшно уязвлен. Я надеялся, что это и близко не будет похоже на секс. Я надеялся, что это будет похоже на что-то гораздо более скучное и безрадостное.

– На хороший секс или на плохой?

– А какая разница между тем и тем?

– Сама знаешь какая.

– Я, кстати, никогда не спрашивала тебя, насколько успешно ты проводишь время на стороне.

– Нет, спрашивала. Я помню. «Хорошо провел время, дорогой?»

– Это риторический вопрос. Послушай, у нас с тобой все нормально. Мы только что вместе хорошо провели время. Давай сменим тему.

– Ладно, уговорила. Но это, что мы вместе, хорошо… это было лучше, так же хорошо или хуже, чем то хорошо, которое бывало у тебя еще пару недель назад?

Она молчит.

– Ладно тебе, Лора. Скажи хоть что-нибудь. Можешь даже соврать. Мне полегчает, и я перестану приставать к тебе со своими вопросами.

– Я собиралась соврать, но теперь не могу, потому что ты поймешь, что я вру.

– Зачем ты собиралась врать?

– Чтобы тебе полегчало.

Так и складывается наш разговор. Я хочу знать (и не говорите мне, что не хочу) про множественные оргазмы, и про десять раз за ночь, и про то, как она брала в рот, и про позы, о которых я и слыхом не слыхивал, но мне недостает смелости спросить, а по собственной инициативе она ни за что ничего не расскажет. Я знаю, что они занимались этим, и с меня достаточно; остается надеяться, что она попытается смягчить удар. Я хочу, чтобы она рассказала, как это было уныло, как ужасающе однообразно, как она лежала и воображала себе, что с ней – Роб, как в квартире у Иена она получала не больше кайфа, чем Мег Райан – в кафе. [96] В одной из сцен кинофильма «Когда Гарри встретил Салли» (1989) героиня американской актрисы Мег Райан имитирует оргазм посреди многолюдной закусочной. Ну и что, я хочу слишком многого?

Она приподнимается на локте и целует меня в грудь.

– Слушай, Роб. Что было, то было. И даже очень хорошо, что это произошло: ведь тогда мы с тобой двигались в никуда, а теперь нам вроде есть куда двигаться. И если бы потрясный секс значил так много, как тебе кажется, и если бы такой секс у меня с ним был, мы бы сейчас тут не лежали. Все, я закрываю тему. Понял?

– Понял.

В принципе бывает, эту тему закрывают не столь миролюбиво, но Лора никогда не перегибает палку.

– Только вот был бы у тебя такой же длинный пенис…

Если судить по громкости и продолжительности последующего фырканья, хрюканья, хохота и гогота, это самая уморительная шутка за всю Лорину жизнь, и даже больше – самая уморительная шутка за всю историю человечества. Я воспринимаю ее в качестве образчика пресловутого феминистского юмора. Видимо, надо смеяться.

3. (В машине по дороге к ее матери, во второй уикенд, слушая записанный ею сборник, на котором «Симпли Ред», «Дженезис» и Арт Гарфанкел – все исполняют «Bright Eyes».)

– Мне плевать. Можешь сколько угодно строить физиономии. Хоть какое-то разнообразие. А то снова: моя машина, мой кассетник, мой сборник, едем к моим родителям.

Множественное число последнего словосочетания повисает в воздухе, мы несколько мгновений ждем, не уберется ли оно обратно в мою глотку, а потом забываем о нем. Я делаю короткую передышку и снова бросаюсь в самое, возможно, безысходное из всех безысходных сражений между мужчиной и женщиной.

– Как тебе могут нравиться Арт Гарфанкел и Соломон Бёрк? Это все равно что сказать: я за израильтян и за палестинцев.

– Нет, Роб, не все равно. Арт Гарфанкел и Соломон Бёрк записывают пластинки, а израильтяне с палестинцами – нет. Арт Гарфанкел и Соломон Бёрк не вовлечены в безысходный территориальный конфликт, а израильтяне и палестинцы вовлечены. Арт Гарфанкел и Соломон Бёрк…

– Хорошо-хорошо. Однако…

– И вообще, кто сказал, что мне нравится Соломон Бёрк?

Это уж слишком.

– Соломон Бёрк! «Got To Get You Off My Mind!» Это же наша песня! Из-за Соломона Бёрка у нас все с тобой и началось!

– Да? А у тебя, случайно, нет его телефона? Хотела бы сказать ему пару теплых слов.

– Ты что, ничего не помнишь?

– Песню помню. А кто поет, забыла.

Я не верю своим ушам.

– Знаешь, у меня прямо-таки руки опускаются. Ты правда не видишь никакой разницы между «Bright Eyes» и «Got To Get You Off My Mind»?

– Как же, вижу! Одна про кроликов, а во второй играют трубачи.

– Трубачи! Какие, к чертовой матери, трубачи! Это называется секция духовых!

– Ну и пусть называется. Я понимаю, почему ты предпочитаешь Соломона Бёрка. Правда понимаю. И если бы меня спросили, кто из двоих лучше, я бы, безусловно, назвала Соломона. Он аутентичный, черный, легендарный и все такое. Но мне нравится «Bright Eyes». У этой песни красивая мелодия, а остальное меня не беспокоит. Ведь есть столько других поводов для беспокойства. Понимаю, я выражаюсь, как твоя мама, но это же всего лишь поп-музыка, и пускай даже одна песня лучше другой – кому до этого по-настоящему есть дело, кроме тебя, Барри и Дика? По мне, это как обсуждать разницу между «Макдоналдсом» и «Бургер-кингом». Уверена, она существует, но кому интересно докапываться, в чем она заключается?

Весь ужас в том, что я конечно же уже до этого докопался и теперь обладаю на сей счет замысловатыми и взвешенными воззрениями. Но вздумай я пуститься в сравнение бургер-кинговских флеймеров с четверьтфунтовыми чизбургерами, мы оба сразу же почувствуем, что это только доказывает ее правоту, и поэтому я в сравнения не пускаюсь.

Но спор тем временем катится вперед, поворачивает на углах, проскакивает перекрестки, вдруг почему-то возвращается назад и в конце концов привозит нас туда, где ни я, ни она ни разу не бывали – во всяком случае, на трезвую голову и при свете дня.

– Раньше ты серьезнее относилась к вещам вроде Соломона Бёрка, – говорю я. – Когда мы с тобой познакомились и я записал тебе ту кассету, ты была в полном восторге. Ты сказала тогда – я цитирую: «Это так здорово, что мне даже стало стыдно за свою музыкальную коллекцию».

– Бессовестная, да?

– В каком смысле?

– Ну, ты мне понравился. Ты был диджеем, и я решила, что ты клевый, и у меня не было приятеля, и я хотела его завести.

– То есть музыка тебя совершенно не интересовала?

– Нет. Разве что самую малость. А теперь интересует и того меньше. Это жизнь, понимаешь?

– Как ты… Музыка – все, что у меня есть. Ничего, кроме нее. Если тебе плевать на музыку, значит, плевать и на меня. И какой после этого смысл оставаться вместе?

– Ты сам-то веришь в то, что говоришь?

– Да. Посмотри на меня. Посмотри на мою квартиру. Там разве можно найти что-то, кроме пластинок, компактов и кассет?