Кристина Паёнкова - Бегство от запаха свечей

– У тебя красивые ноги. Ты всем нравишься, всем. И моим приятелям, которые, наверно, пьют еще там, наверху. И Слизняку ты нравилась, и Витеку, и Мариану. Я прижал Слизняка к стенке, и он признался, что ты была неприступна. Ты моя! Сядь рядышком, поговорим, как муж с женой.

Я бросилась к двери. Он схватил меня за руку и с силой швырнул на кровать. Я упала, он наклонился надо мной и процедил сквозь зубы:

– Лежи смирно, не то изобью.

Но я все-таки встала. Тогда он, улыбаясь, ударил меня по лицу – раз, другой, третий, потом стал бить куда попало. Я попыталась закрыть руками голову – он вывернул мне руки.

– Тебе страх к лицу. Боишься меня? Твердый ты орешек, да я и не такие разгрызал. Стоило мне узнать, что Суманский жил в Свебодзицах, уж я его расспросил. Лежи! Еще захотела получить?

Я, как загипнотизированная, не могла оторвать взгляда от его гнусной физиономии. И без того тонкие губы сейчас, в порыве страсти, будто вовсе исчезли, осталась лишь щель. Глаза остекленели. Негодяй! Только бы отсюда выбраться! Потом уж никто меня не заставит даже взглянуть в сторону этого мерзавца.

Я смотрела на него и молчала, ощущая только, как болит у меня все тело, болят вывернутые за спину руки, прижатые его коленом ноги, как раскалывается от боли голова…

– Молчишь! Ладно, можешь ничего не говорить, лишь бы любила горячо. Я еще пока вкуса к тебе не потерял.

Я почувствовала, что он отпускает мои руки, но только на секунду – он тут же навалился на меня всей своей тяжестью. Я сопротивлялась, он снова ударил меня. Это было омерзительно!

Наконец он поднялся.

– Можешь жаловаться маме, так она тебе и поверит. Она счастлива будет, если я теперь на тебе женюсь. Впрочем, я, пожалуй, еще подумаю. Может, и не стоит приносить себя в жертву. Чего же ты не уходишь – иди! Доберешься как-нибудь сама, никто тебя не тронет. Скажи только что-нибудь ласковое на прощанье.

Я сидела, сгорбившись, на кровати, не веря, что в самом деле могу уйти отсюда.

– Пожалуй, я все-таки тебя провожу. Надо хотя бы перед мамой разыгрывать джентльмена. А завтра ты сама сюда придешь и послезавтра тоже. Не захотела с почетом войти ко мне в дом, получай за это!

Я вошла в переднюю и остановилась на пороге, словно ожидая удара. К горлу снова подступила тошнота. Я побежала в ванную. Меня долго рвало. Потом я вымылась. Мне было страшно на себя глядеть: тело – один сплошной синяк, на шее – следы зубов.

Все воскресенье я пролежала в лихорадке, с высокой температурой. «Это конец, – думала я. – Теперь никто не поверит, что я была порядочной девушкой».

Мамы дома не было, она еще в субботу куда-то уехала. Иренеуш явился в понедельник. Увидев его в щелку, я немедленно захлопнула дверь. Он долго и громко стучал. А я радовалась, что у нас такая прочная дверь.

Мама вернулась в среду и сразу на меня набросилась.

– Что ты вытворяешь? Ирек обиделся. Сказал, если ты не извинишься, он никогда больше не придет.

– Пусть только осмелится прийти! Скотина!

– Как ты выражаешься! – возмутилась мама.

– Когда я деликатничала, со мной никто не считался. Хватит, теперь я покажу, на что я способна. Может быть, вы, наконец, поймете, что никому больше не удастся мною командовать. Я самостоятельный человек и буду делать все, что захочу.

Мама не на шутку обиделась. И это было хоть каким-то выходом из положения. В доме воцарилось враждебное молчание.

Мне теперь день ото дня становилось все хуже. Я не могла отделаться от ощущения, что окружающие как-то странно косятся на меня, что-то читают у меня на лице, что-то знают. Вдобавок я себя отвратительно чувствовала: меня беспрерывно тошнило, замучили головокружения. Я не понимала, отчего все это. Ничего несвежего я как будто не ела.

Спустя неделю, не успела я выйти с работы, как столкнулась с Ираком. Улизнуть мне не удалось – он оказался проворней.

– Советую тебе вести себя спокойно. У меня в кармане пистолет.

– Я спешу. Меня ждет отец.

– Я тебя провожу. Мне торопиться некуда.

Мы пошли в направлении Нововейской. Ирек исподлобья поглядывал на меня. Я молчала. Когда мы пришли, я, не сказав ни слова, вошла в подъезд.

– Я тебя подожду! – крикнул мне вдогонку Иренеуш.

Я никого не застала. Отец уже давно был в командировке, а бабушка Дубинская, как сообщила любезная соседка, поехала на три дня к нему. Я постояла у окна, надеясь, что Ирек уйдет, но в конце концов поняла, что этого не дождусь, и вышла на улицу.

– Катажина! Давай поговорим спокойно! Обещаю держать себя в руках. Выслушай меня.

Я прошла мимо, будто его не существовало. Но Иренеуш не сдавался. Он шел со мной рядом и говорил, говорил, говорил… Как будто отвечал у доски вызубренный урок.

Так мы дошли до моего дома. Я не проронила ни звука. У самого подъезда он схватил меня за руку и воскликнул:

– Еще одно слово! Вполне возможно, что ты беременна. Если ты сейчас же со мной не помиришься, я откажусь признать ребенка.

Я помчалась вверх по лестнице. Я беременна! Ну конечно! Отсюда и тошнота и головокружение.

Что делать? Я крадучись проскользнула мимо своей двери и побежала на четвертый этаж к пани Дзюне. На мои звонки никто не вышел. Ах да! Пани Дзюня уехала к Люцине, а Ирена, видимо, еще не пришла с работы. Я бросилась к себе. Схватила первый попавшийся чемодан. Швырнула туда кое-какие мелочи, полотенце, мыло. Скорей, пока не вернулась мама.

Только свернув за угол, я немного замедлила шаги. Куда идти? Все равно куда, лишь бы подальше от дома. И я пошла к Грюнвальдскому мосту. Неужели мне не осталось ничего другого, кроме как утопиться в Одре? Меня терзал стыд и в то же время душила ярость при мысли об этом мерзавце.

Нет, я не стану кончать жизнь самоубийством! Никто не должен знать, что я пережила. Буду жить всем назло! Но куда, к кому обратиться за помощью? Отца и пани Дзюни нет во Вроцлаве…

И вдруг меня осенило: Збышек! Он живет на одной улице с маминой знакомой гадалкой. Мы как-то встретили его там, и он показал нам свой дом. Я отыскала эту улицу и помчалась к нему, как будто нельзя было терять ни секунды. На стук в дверь долго никто не отвечал, наконец, послышались шаги и на пороге появился Збышек.

– Пресвятая богородица! Кого угодно мог ожидать, но только не тебя. Что случилось?

Я старалась говорить спокойно. Збышек слушал, не перебивая, только один раз засмеялся. Меня так и передернуло. Когда я кончила, он ничего не сказал.

– Посоветуй мне что-нибудь. Я больше так не могу. Пойми, он страшен.

– Не можешь, бедняжка. А ты не горюй. Не ты первая выходишь за нелюбимого. К счастью, есть еще друзья, которые могут тебя утешить. Я первый предлагаю свои услуги.

С этими словами Збышек подошел и наклонился ко мне. И тут я поняла: он был пьян, мертвецки пьян.