Кристина Паёнкова - Бегство от запаха свечей

Бывали дни, когда Иренеуш так раскаивался в своей грубости, что я невольно верила ему. По правде говоря, я совсем запуталась. Не знала, что делать, как себя вести. Выходки Ирека то пугали меня, то приводили в недоумение. Я уже перестала понимать, где ложь, а где правда. Каждое его ласковое слово я воспринимала как нечто из ряда вон выходящее.

Я чувствовала, что совершаю ошибку, и еще пыталась бунтовать. Не нужно мне с ним разговаривать! Неужели он любит меня? Неужели это можно назвать любовью? Как выпутаться из этой истории?

На работе – вопреки тому, что говорил Ирек, – в отношении ко мне сотрудников не произошло никаких перемен. Новый заведующий по-прежнему щеголял знанием правил и законов, а моя соседка по комнате, панна Зофья, была слишком поглощена своими заботами; со мной они держали себя как обычно.

Дни бежали один за другим, и, не успела я оглянуться, пришел март. Однажды Ирек попросил меня пойти с ним на следующий день к его приятелю на именины.

– Мы так давно нигде не были, – уговаривал он меня. – Там будет очень приятно, увидишь. Пойдем, потанцуем немного, развлечемся.

– Нет у меня настроения развлекаться, – попыталась отвертеться я. – И знакомые твои меня не интересуют. Никуда я с тобой не пойду.

– Не пойдешь? – вмешалась мама, которая прислушивалась к разговору. – Нет, пойдешь. Я этого хочу. – И она шепнула мне на ухо: – Ирек представит тебя как свою невесту. И твое положение сразу изменится. Надеюсь, ты понимаешь, как это важно?

Тут за мамой зашел Стефан, и разговор в тот день больше не возобновлялся.

На следующий день после работы у меня не было ни малейшего желания идти домой. Я подумала, что лучше всего было бы вообще туда не возвращаться. Мир велик, можно сесть в поезд и поехать, куда глаза глядят. Я долго бродила по улицам, заставляя себя думать о приятном, чтобы хоть немного отвлечься от домашних дел. На душе у меня было неспокойно.

Дома меня уже поджидал Ирек.

– Переодевайся быстрее. Вам пора идти. Пан Ирек, а подарок у вас есть? Ну идите же… чего вы стоите?!

Мне казалось, что это не мамино, знакомое до мельчайших подробностей лицо, что передо мной чужая, злая женщина. Ирек молчал. Я пошла к себе в комнату, надела самое нарядное платье, причесалась, надушилась. Все как во сне. Я не спорила. Я покорялась.

– Идите же, – мамин голос хлыстом ударил меня по лицу.

«Идите же» – эти слова еще долго звучали у меня в ушах. Ирек остановил проезжавшее мимо такси, назвал адрес. Больше за всю дорогу не было произнесено ни слова. Водитель сочувственно покачал головой.

– Такая красивая пара – и поссорились, – дружелюбно заметил он. – Небось молодожены? Нельзя все так близко принимать к сердцу. Живем ведь всего один раз!

Мы пришли в самый разгар веселья. По возбужденным, раскрасневшимся лицам гостей нетрудно было догадаться, что выпито уже немало. Нас шумно приветствовали. Все наперебой закричали:

– Наконец-то! Вот и Ирек! Налейте им штрафные. Догоняйте нас, сразу на душе легко станет. Ирек! Что это твоя мона… пардон, невеста, такая невеселая? Налить им по стаканчику, пусть выпьют за то, что опоздали…

Я старалась ни с кем не встречаться взглядом, смотрела на уставленный закусками стол, на облитую вином скатерть. Больше всего мне сейчас хотелось спрятаться, сжаться в комочек. Чувствовала я себя отвратительно. И к тому же была голодна. Кто-то подсунул мне полный стакан водки, кто-то закричал:

– За здоровье именинника! От такого тоста не отказываются, прошу выпить.

Часть гостей перешла танцевать во вторую, полутемную комнату. Там хрипел патефон, кто-то фальшиво вторил певцу, визгливо хохотала женщина.

– Ирек, неужели ты не можешь уговорить свою невесту выпить! Ваше здоровье!

Может быть, разбить стакан? Будто нечаянно… Пусть думают, что хотят. Какой-то краснорожий потный толстяк в одной рубашке и широких брюках совал стакан прямо мне в лицо.

– Ирек! – закричала я. – Я ведь не пью!

– Оставьте ее, она сегодня с левой ноги встала. А вот я выпью. Твое здоровье! – И Ирек залпом осушил целый стакан.

От этого вечера в памяти у меня остались бесконечные вереницы тостов, истерический смех женщин и непристойные шуточки мужчин.

Ирек на этом фоне казался чуть ли не изысканным джентльменом. Он был сдержан, прилично танцевал, говорил мало. Только пил одну рюмку за другой и не сводил с меня тяжелого взгляда.

Около двенадцати я решила, что можно уже уходить. Ирек не возражал и даже не казался недовольным.

– Давай все-таки перед уходом выпьем друг за друга, хорошо? – предложил он.

Я согласилась. Ирек принес две рюмки. Я невольно хотела взять ту, что была у него в правой руке, но он протянул мне другую.

– Вот твоя рюмка – в левой руке, значит, от всего сердца.

Я выпила. У водки был какой-то странный вкус. Меня вдруг бросило в жар, на лбу выступила испарина. Я почувствовала страшную слабость, не могла ни встать, ни открыть рта. Потом к горлу подступила тошнота.

Где я? Я проснулась с ощущением, что стряслась беда. Где я?? Я лежала на кровати в незнакомой, абсолютно темной комнате, в одной рубашке, и не могла поднять головы, будто налитой свинцом. Что случилось?

Постепенно мне смутно припомнилось: я была на именинах, там мне стало нехорошо. Меня отвели вниз, на второй этаж. Дверь открыла пожилая женщина. Я попала в какую-то комнату. Что же говорила та женщина?.. Что произошло потом? Здесь, кажется, был Иренеуш?!

Мне стало страшно. Я села, ощупью нашарила кнопку выключателя. Зажегся ночник. При его свете я увидела: на второй кровати спал Иренеуш.

Бежать, бежать отсюда, куда глаза глядят, и как можно быстрее! Я откинула одеяло. Руки и ноги у меня были в синяках, постель испачкана кровью.

Я увидела на стуле свое платье и спрыгнула с кровати. Скорее вырваться из этого притона, уйти подальше от Иренеуша! Я торопливо одевалась, как вдруг услышала:

– Что случилось, Катажина? – Ирек, оказывается, уже не спал и с улыбкой следил за мной.

Я ничего не ответила и продолжала одеваться. Не знаю, соображала ли я что-нибудь в ту минуту.

– А ведь я никогда и не верил россказням этого субъекта. Вот мама твоя по своей наивности поверила… Теперь только я один знаю правду.

Я по-прежнему молчала. Тогда он поднялся и тряхнул меня за плечи. Я съежилась в ожидании удара, с трудом сдерживая слезы.

– Катажина! Ты для меня все! Я буду любить тебя так, как никто никогда не любил. Ты меня слышишь? – Он ласкал меня, пытался поцеловать. – Я должен был тобою овладеть, иначе… – Тут он осекся, как будто внезапно что-то припомнил, и произнес совсем другим тоном: – Ты что, оглохла?

Я была уже почти совсем одета, оставалось только натянуть чулки. Присутствие мужчины нисколько меня не смущало. Мне было все равно.