Питер Бигл - Тихий уголок

Безо всяких особых причин мистер Ребек подумал о шляпе миссис Клэппер в виде полумесяца, так смешно и нелепо сидящей у неё на голове.

– У меня было двое друзей, – сказал он. – Они пожелали, чтобы я покинул кладбище. Не ради моего блага, а потому что хотели, чтобы я оказал им услугу. О таком несправедливо просить.

– Ничто не даётся просто так, – ответил Моррис Клэппер. – Если у вас есть друзья, вам рано или поздно придётся платить за дружбу, как и за всё остальное. И даже кладбище не избавит вас от необходимости платить долги. Один друг – и железная ограда вокруг этой свалки становится масляной; один непогашенный долг между друзьями – и вещи, которые вы любите и которых боитесь, входят в ворота, да ещё и посвистывают. Если вам нравится жить на кладбище, иметь друзей – ошибка. Вам ни в коем случае не следовало их заводить, мистер… Простите, как вы себя назвали? Эх, старость.

– Ребек, – подсказал мистер Ребек. – Значит, вы думаете, я должен вернуться? Думаете, я должен покинуть кладбище?

– Мне это безразлично. Для меня это ни черта не значит. Я мёртв, и что вы там делаете, а чего – нет, меня не интересует. Пока мы тут болтаем, вы можете добыть огонь и поджечь землю, словно стог сена, а мне до этого дела нет. Разве что я давно не видал огня и не помню, на что он похож.

Он замолчал. Мистер Ребек взглянул на железную дверь, подумав, что призрак где-то совсем рядом. Однако когда Моррис Клэппер снова заговорил, голос его зазвучал слабее, и мистеру Ребеку пришлось напрячься, чтобы расслышать.

– Но я вам скажу, что вы – живой и что вы обманули себя. Для человека нет выбора между разными мирами и никогда не было.

Тогда мистер Ребек поднялся со ступенек и закричал:

– Я боюсь! Вовсе не голод меня страшит! Не разговоры с людьми и не одиночество! Но я не могу вынести, что я так бесполезен и никчемен. Должно быть какое-то предназначение для меня, если не для моей жизни. Должна, конечно же, быть какая-то цель, на которой начертано моё имя. Если это не так, если я и в этом себя обманываю, тогда зачем мне желать стать настоящим? Какой мне тогда вообще смысл жить?

– О, теперь вы желаете смысла, – сказал Моррис Клэппер, и снова мистер Ребек услыхал в воздухе отдалённый смех. – У меня нет для вас никаких доводов. Умрите, если вам охота. Умрите, и мы с вами посидим вместе и поговорим о дружбе.

Мистер Ребек стоял на ступеньках и с отчаянием думал о шляпе миссис Клэппер. Мозг его был полон чёрных и голубых перьев, удерживаемых вместе надеждой и булавкой со сверкающей головкой. Где-то там была и Лора, она ждала. Он почувствовал внезапную боль в бёдрах и, взглянув вниз, увидел, что руки его вцепились в бёдра, словно перепуганные детишки. Его тонкие пальцы выгнулись и сомкнулись, а мускулы между большим и указательным пальцами напряглись, образовав чередование выступов и впадин. Он не мог позволить себе расслабиться. Он знал, что тогда станет ещё больнее.

– На что это похоже, быть мёртвым? – спросил он. Раньше он никогда не задавал этого вопроса.

Ответ Мориса Клэппера последовал мгновенно, словно кровь за ударом ножа.

– Это вообще ни на что не похоже. Вообще ни на что.

В последнее мгновение, пока он ещё стоял на ступеньках, малость дрожа и теребя руками бедра, он подумал, будто видит Морриса Клэппера. Но то, что он увидел, было только частью образа, серой и неясной, как воспоминание о чужой печали, и нечто подобное ему вполне могло пригрезиться, но всё-таки ему показалось, будто он увидел Морриса Клэппера и Моррис Клэппер чем-то похож на него, как один мужчина походит на другого.

А затем откуда-то сзади он услыхал резкий, отдающий городом зов миссис Клэппер:

– Эй, Ребек!

Он стоял, не оборачиваясь, и она снова его окликнула:

– Ребек, эгей, Ребек!

В её голосе звучало беспокойство, и он понял, что она испугалась, а не совершила ли ошибки и не прокричала ли своё приветствие человеку, внешне похожему на него, но в действительности кому-то совсем другому. Руки его сами собой упали, и он почувствовал молниеносную боль, когда кровь опять устремилась в его бедра.

Она снова позвала его, и на этот раз мистер Ребек повернулся и пошёл по дороге ей навстречу. Пошёл отчасти потому, что голос её, высокий и чистый, сразу же вызвал в памяти крик уличного разносчика, вопль возмущённого полицейского, автомобильный гудок и торжествующую песнь горна скачущей на подмогу кавалерии. Но главным образом он шёл ей навстречу потому, что она так рада была увидеть, что это действительно он, человек, которого она окликнула, и даже голос её сорвался и вылетел из горла, превратившись в восторженный писк.

Много позднее, и значительно позднее, когда он снова вспоминал тот вечер, в который решил покинуть кладбище, он пришёл к выводу, что именно писклявое: «Эй, Ребек!» подтолкнуло его к этому.

О, что это был за миг, когда Кампос выпрямился, чёрный над чёрной могилой, с гробом на плечах. В свете фар гроб отбрасывал тень, и лица Кампоса мистер Ребек не видел. Но он видел огромные руки, державшие гроб, ладони, тыльные стороны которых напоминали бесплодные земли – напряжённые мышцы, толстые голубые вены и костяшки пальцев, белые, как черепа под луной. Виднелась и обнажённая спина, где мышцы словно собрались в кулаки, а рёбра так отчётливо проступали сквозь кожу, что Кампос казался полосатым, словно тигр. И главное – виднелись мощные ножищи, широко расставленные, чтобы поддерживать человека и его нелёгкую ношу. Сам Кампос тени не отбрасывал, потому что земля была совсем тёмной. В этот момент, когда ещё так далеко было до утра, мистер Ребек поймал себя на том, что размышляет: «Это мир сейчас поддерживает Кампоса и даёт ему место, где стоять, или на самом деле как раз Кампос поддерживает мир и не даёт ему рухнуть?»

Гроб был довольно тяжёлым и слегка качнулся вперёд, но Кампос быстро наклонился, передвинул руки, и всё оказалось в порядке. Затем Кампос двинулся к грузовику. Он шёл медленными ровными шагами, неся гроб высоко на плечах. Его ноги и спина были прямыми, но плечи ощутимо согнулись, а шея перекрутилась, так что рот оказался у стенки гроба, как если бы Кампос объяснялся в любви женщине, тело которой бережно нёс. Добредя до грузовика, он повернулся и принялся сгибать колени, пока гроб не встал на опущенную откидную доску. Затем верзила отпрянул, почти упал, коснувшись рукой земли, чтобы удержаться, и снова выпрямился.

– Отлично, – сказал он двоим, которые сидели у грузовика и наблюдали за происходящим. Небрежным движением он подтолкнул гроб в кузов, и потянулся за рубашкой, которая висела на откидной доске, где он её оставил.

Мистер Ребек услыхал, как рядом преувеличенно-пылко вздохнула миссис Клэппер. Прежде чем она успела хоть что-то сказать, он обратился к Кампосу: