Олег Верещагин - Шпоры на кроссовках

Он закрыл для храбрости глаза, но присутсвующие конечно решили, что так и положено…

…Это было что-то, Колька и сам понимал. Но если опасался провала, то ошибся. Средневековые люди вообще очень близко принимали к сердцу рассказы и песни, переживая их, как происходящее, а не просто историю. Поэтому, открыв глаза на словах:

Колька увидел, что все дамы смотрят на него не мигая, а несколько мужчин, опершись лбами на кулаки, тяжело задумались. Припев в третий раз ахнули хором – так, что заметалось пламя факелов:

Короче, когда Колька допел, то понял: если у сэра Ричарда и были в его отношении какие гнусные замыслы, то теперь они потухли. Барону Харди просто не дадут ничего сделать с певцом. И это, кстати, было на руку Кольке и Алесдейру с их планом.

Дальнейший пир можно было смело пускать под заголовок:

"СЕГОДНЯ НА СЦЕНЕ Н. ВЕШКИН (шансон, лютня) и др."

Кольке даже было немножко неудобно – конечно, немало людей пели и играли лучше его, а он брал только новизной песен и неожиданностью оранжировок. Он спел еще пару казачьих песен, на ходу адаптировав их к веку, потом – "Про любовь в средние века" и "Песню о друге" Высоцкого, выбросив из последней несколько куплетов, "Любовь и смерть" Булановой, а на "Балладе о древнерусском воине" группы "Ария"охрип.

Первый приз не долго думая вручили… тому старику в желто-синем! Не успел еще Колька отойти от столбняка, как поднялся шериф (кстати, без каких-либо признаков несусветного злодейства на лице, обычный мужик, довольно гладко выбритый, с усталым лицом и вполне учтивый) и на плохом шотландском объяснил, что нечестно было бы лишать остальных певцов награды из-за явного преимущества русского гостя. Но что гость имеет право выбрать себе все, что пожелает и чем может его отблагодарить за искусство гостя гостеприимный бург. Сэр Ричард кивал и криво усмехался – нет, точно на его счет Алесдейр был прав! Хотел он что-то учудить, хоте-е-ел…

Все складывалось еще лучше, чем рассчитывал Колька! Не надо было делать вид, что приз не по душе, не надо было заводить окольных разговоров. Отставив лютню и подавив (не до конца) дрожь, мальчишка поклонился и заговорил, глядя прямо на барона Харди:

– Я тронут до глубины души оказанным мне гостеприимством и высокой честью петь перед вами. Я рад, что ми песни доставили вам радость. И нет слов, чтобы выразить благодарность за проделанное право выбора награды… – он переждал одобрительный шумок и продолжал: – Я открою вам, что проделал долгий путь из нашей мирной и богатой земли затем, чтобы добыть в Шотландии некий меч, о хором мне было предсказано, что он поможет мне завоевать сердце любимой (мамочки, интересно, я сильно покраснел?!), и меч этот, как открыл мой друг Алесдейр, – шотландец встал и остался стоять, и с этого момента барон Харди глядел на расцветку его пледа, – в самом деле находится здесь, в стенах одной из церквей. Обрадованный, я поспешил туда, но нашел лишь пожарище. Святая церковь, дом Божий, была сожжена! – Колька повысил голос. – Меч украден! Кем же?! – он перевел дух и врезал заранее отрепетированное: – Кто, прикрываясь королевской волей об уничтожении мятежников, поднял руку на храм?! Кто этот человек, у которого я требую вернуть меч, указанный мне Господом?! (Господи, прости!) – в зале начался возмущенный шум, очевидно, о сожжении церкви многие слышали и это мало кому пришлось по душе. – Сэр Ричард барон Харди! – крикнул, не жалея голосовых связок, Колька, и ему показалось, что все происходит в кино, понарошку: – Ты вор, убийца и лжец! Ты обокрал Дом Господень! Ты обманул тех, кто оказал тебе гостеприимство, провезя в их дом вещь, тебе не принадлежащую!

– Молчи, наглый щенок!!! – взревел барон, вскакивая из-за столаа, и Колька обомлел – в руке рыцаря был меч, глаза горели, как у волка. – Не смей трепать своим языком… – и он перешел на английский, но шериф тоже поднялся и положил руку на эфес меча сэра Ричарда. Тот было вскинулся, но тут же сел обратно и сделал знак рукой своим воинам, дернувшимся от стен. А шериф обратился к Кольке с одним-единственным вопросом – есть ли у русского гостя свидетели сказанному?

– Я, Алесдейр МакЛохэнн, – шотландец вышел из-за стола и встал возле Кольки, – свидетельствую, что все, сказанное Николасом из Владибурга – правда и перед Богом и перед людьми.

– Он шотландец из мятежного клана! – выкрикнул кто-то. Его поддержали:

– Вот кто и есть вор и дикарь!

– Его не иначе как сатана спас от рук наших воинов – так прикончим его сейчас!…

Но закричали и другое – в выкриках Колька разобрал, что дело сложное, церковь и правда сожгли, русс не похож на лжеца, а то, что шотландец враг, не значит, что ему не могли нанести незаслуженную обиду. Шериф шептался с бейлифом, потом прямо обратился к барону Харди – Колька уловил слово "суорд" – "меч". Харди кивнул и что-то указал своему пажу – тот выбежал, но быстро вернулся с длинным свертком, который передал, повинуясь кивку барона шерифу.

– Церковь и правда была сожжена воинами сэра Ричарда! – шериф встал и поднял руку, пресекая возмущенный шум. – И вот этот меч захвачен им незаконно! – шериф освободил из ткани длинный меч без ножен, с крестовидной рукоятью под обе руки. Лезвие отразило пламя факелов и очагов, а Колька подумал: "Как же с ним управляться?!" – и почувствовал, что его просто-таки дернуло к мечу. Да, это он и есть! Но оказалось, что еще ничего не кончено, потому что шериф продолжал: – Но сэр Ричард послан к нам самим кролем, да хранит Господь его на вечные времена. И он оскорблен на пиру, оскорблен человеком, у которого есть права на оружие, но нет прав порочить воина, совершившего черное дело в запале войны…

– В запале?! – закричал Алесдейр. – В запале, Бог свидетель! Ник не слова вам сказал, а бросил вам золотые полной чеканки – ваш воин вор и убийца! Он убил мою семью! – и, прежде чем кто-либо успел что-то предпринять, шотландский мальчишка в два прыжка оказался у главного стола и с размаху ударил барона Харди по лицу ладонью. Стало тихо-тихо. В тишине медленно вставал барон. Слышно было, как прерывно дышит Алесдейр. Потом он сказал с облегчением: – Ну вот. Перед вами, мои враги, и перед пьющими вместе с вами предателями моего народа я вызываю тебя, лжец и убийца, на смертный бой, на Божий Суд. А вино ваше я пил только за Ника. Он мой друг…