Ив Энцлер - Отличное тело

Я — тюбик. Тюбик со сладким. Я прячусь в складках, и мне жарко. Жирная, всего боюсь. Возвращаюсь в тренажерку. Подумать только: я в Индии пошла в спортзал (мяч подкатывается к Ив, и она отпинывает его). Я на беговой дорожке. Четыре дня спустя я смотрю вниз на дорожку и замечаю, что она на свободном выборе. Я свожу себя в могилу.

Вокруг меня индийские женщины в сари и «Nike» бросают на меня злобные взгляды.

Индианка средних лет

Простите, милочка. Это наша дорожка. Вы здесь уже четыре дня, нужно делиться. Вы не очень хорошо выглядите. Может быть, пустите кого-нибудь из нас? Спасибо. Моя лучшая подруга, Нееру, зовет меня жади. Жади — это жир. Это потому, что я толстая. Это Нееру заставила меня прийти в зал «Санрайз». Я хожу сюда десять лет, и я все еще жади. Но зато я спортивная, энергичная. Это Нееру рассказала мне об этой ужасной дорожке. Сначала я думала, что это прибор для выпечки. Нет, сказала она, эта дорожка, которая ведет девчонок-жади в интересные места. Вот что я тебе скажу, дорожка и правда держит меня в тонусе. Я беру с собой плеер, потому что ситар не дает нужного ритма. Мне нравится певец Принс. Ну хорошо, Кавита, хорошо, теперь ты. Не надо быть такой врединой. Знаешь, Ив, иногда тут случается настоящая шагомания. На прошлой неделе было много шума. Вот она, Кавита, она такая же, как ты, часами бегает, не остановишь. Очередь из злых жади ждала ее. Под конец одна из самых настоящих жади, она даже не может коснуться пальцев ног, просто встала на дорожку вместе с Кавитой. «Я пойду вместе с тобой до моста Ховра», — сказала она. Они цеплялись друг за друга, как утопающие за соломинку. Шагомания. Кавита вообще от рук отбилась. Она очень-очень худая. А все из-за того, что Мисс Индия стала Мисс Вселенной, а потом и Мисс Мира. Теперь все девочки хотят быть Тощими Индийскими Мисс Мира. Но я слышала, что когда Мисс Индии выиграла Мисс Мира, она дико хотела есть. Она устала есть роти [5] Сорт бездрожжевого хлеба на воде. и проростки. Этот пышный бизнес, основанный на красоте, становится уродливее день ото дня. Все девочки выглядят пациентками тубдиспансера. Когда я была молодой, никто не брал замуж худых девочек. Худые девочки росли в семьях, которые голодали. Ив, посмотри на меня. Не будь моего жади, как бы я носила сари? Почитай Камасутру. Индийские женщины очень, очень пышные и изгибистые. Я считаю себя очень красивой. Я люблю свои щеки (сжимает свои щеки), мои ямочки, вот они. Кумар, мой муж, называет их «семечки улыбки». Он радуется и иногда просто хватает меня вот за это место. Он очень беспокоился, когда я начала ходить в зал. Он говорил: «Прия, Прия, твой жади — это моя страна. Я знаю ее очертания и рельефы. Стоит тебе растерять свой жади, я стану несчастным беженцем». Не волнуйся, Кумар. Не волнуйся. Идеальное тело? Нет такого, Ив. В идеальности нет радости. Радость есть в стремлении к идеалу. А если ты уже идеальна, считай, что мертва. Вернее, не так. Беру свои слова обратно. Я идеальна. Идеальная жади.

На следующий день мои молитвы услышаны. Я подхватила глистов. Мне плохо, очень плохо. Я должна радоваться. Живот становится плоским. Когда же он совсем исчезнет? Я лежу в темноте, вся потная, в бреду. Такое знакомое состояние. Моя подруга Прия позвала лекаря.

Лакшми: Уважаемая, что у тебя болит? (Ив показывает на живот.) Такое случается в Индии. Мы называем это Дели белли. [6] Belly — живот. (Англ.) Жжет?

Ив: Да.

Лакшми: Колики?

Ив: Да. Хочу, чтобы все прошло.

Лакшми: Пройдет, уважаемая. На это потребуется неделя или около того. Я принесла тебе лекарство.

Ив: Нет, так было всегда.

Лакшми: Да? Можно я потрогаю?

Ив: Ну, не знаю.

Лакшми: Чего ты боишься?

Ив: Твоего прикосновения.

Лакшми: А что случится, если я дотронусь до тебя?

Ив: Я не знаю. Я растаю и исчезну.

Лакшми: А твой живот?

Ив: А он останется.

Лакшми: О, сильный живот, очень сильный. Дорогая-уважаемая, позволь, я приложу руки.

Ив: Хорошо. Наверное. Давай.

(Лакшми разворачивает сари и кладет руки на живот Ив.)

Лакшми: Живот. Им мы связаны с матерью. Живот с пупком.

Ив: Я просто хотела, чтобы меня было в самый раз. И все. Столько, сколько нужно (бьется в судороге) .

(Лакшми держит меня в своих полных руках. Она пахнет жасмином и сандалом.)

Лакшми: Ив, ты видела Индию?

Ив: Только тренажерку.

Лакшми: Это не Индия. Это не наша страна. Мне кажется, ты знаешь только одну страну, маленькую страну под названием «твое тело» с населением в одного человека. Ты тратишь все свое время на ее улучшение, обновление. Но при этом весь мир проходит мимо тебя. Ив, тебе пора оглянуться. Пора выглянуть (делает паузу) . Ага, ну вот. Намасте. Добро пожаловать, Ив. Добро пожаловать.

Несколько месяцев спустя я приехала в Афганистан — продолжить свою работу: выслушивать женщин, которые сумели пережить талибов с их режимом. Бесправных, живущих в грязи. Дни напролет я слушала истории о том, как их били, унижали, как у них на глазах расстреливали их мужей. Одну историю я вспоминаю постоянно, возможно, потому, что она похожа на мою собственную. Это история двух молодых женщин, они были жестоко избиты за то, что ели мороженое. Я пытаюсь представить, как отказ от мороженого может укрепить добродетель и отвратить зло. Пытаюсь представить, что мой отец занимается порнографией, или продает оружие, или работает сутенером, или производит ванильное мороженое.

Когда я в сотый раз рассказала эту историю, моя хозяйка, Сунита, терпеливая, но воинственная женщина, сказала: «Ив, у нас для тебя особый подарок. Мы хотим отвести тебя в тайное место, где женщины могут есть мороженое. Если нас поймают, то могут выпороть или еще как-то наказать. Все зависит от того, в каком настроении будут талибы». У меня начинает бешено биться сердце.

Мы быстро направляемся к ресторанной стойке. За ней есть комната. Вокруг нас как стены натянуты четыре простыни. Мы садимся. Владельцы ресторана начинают нервничать. Мы ждем.

Приносят блюда с ванильным мороженым. Сунита приподнимает паранджу, осторожно и тщательно пристраивает ее на голове как фату. Долго смотрит на блюдо. Ждет меня. Талибы ездят кругами по базару на своих грузовых тойотах, и мороженое перестает быть моим врагом. Сунита рискует жизнью ради моего удовольствия. Она хочет разделить его со мной. В конце концов мой жир со всей очевидностью уступает по важности свободе. Я съедаю мороженое.