Андрей Волос - Недвижимость

Михалыч взял два молотка и принялся часто-часто колотить по капоту. Капот гремел, железо гнулось, а краска осыпалась.

— Ты что же делаешь, Михалыч? — спросил я непослушными губами. — Разве так ремонтируют? Ты же только машину портишь!

Михалыч оскалился и забарабанил с новой силой.

Я хотел оттолкнуть его, и рука, кое-как протырившись между завесами отлетающего сна к яростному дребезгу телефона, схватила трубку.

— Алло!

— Идущие на смерть приветствуют тебя, — торжественно сообщил Кастаки.

Я перевел дух. Потом сказал, глядя на часы:

— Жалко, вас раньше не укокошило.

— А что такое? Девятый час, голуба. Другие уже труждаются. Тебе письмо пришло.

— В такую рань? — безрадостно спросил я.

— Вот тебе раз! Можно подумать, я навязываю свои услуги!.. Если бы у меня самого не было постоянного адреса, я бы вел себя скромнее. И снисходительно относился к тем мелким неудобствам, что доставляют мне верные друзья. Которые, между прочим, находят время получать мои письма на свой адрес. А также должны озабочиваться моим о них уведомлением!

Я прямо-таки видел его ликующую рожу: руку бы дал на отсечение, что он сидит, развалясь, за накрытым утренним столом перед недопитой чашкой кофе.

— Озабачиваться, — буркнул я.

— Это если бы от слова «бачить»! — снова возликовал Шура, смеясь, будто гавкая. — А поскольку мы, я надеюсь, говорим по-русски, то есть на языке «Капитанской дочки» и «Героя нашего времени»…

— Ну все, все. Спасибо.

— Из «спасибо» шубы не сошьешь, — вздохнул он. — Так что, заедешь?

Я посоображал.

— Сегодня — точно нет. Завтра?.. не знаю… Как-нибудь заскочу. Знаешь, прочти, пожалуй. Может, что срочное. Откуда письмо-то?

— Известно, откуда. С родины героя, — ответил Кастаки, хрустя конвертом. — Ну что, слушаешь?

— Слушаю.

— Грамотно читать или как написано?

— Как-нибудь уже читай, а!

— Значит, так… — сказал он как ни в чем не бывало. — Начинаю.

«Сереженька, дорогой, здравствуй! Как ты там живешь? У нас все хорошо. Еще раз тебя прошу, не звони так часто. Только деньги на ветер бросать. Все равно по телефону ничего толком не скажешь.

Лучше выбери часок, сядь и напиши все как следует. И не говори мне, ну какой из меня писатель. Знаешь, как приятно нам письмо от тебя получить. А то все телефон да телефон. Что по нему скажешь? С пятого на десятое. Я вот лучше сяду да напишу все как следует…»

Все у них всегда в порядке, подумал я, прижимая к уху мембрану.

Что бы ни происходило в граде и мире — у них все всегда в порядке.

— «Осень на удивление теплая, газ идет без перебоев, свет тоже редко отключают. Совсем не как в прошлом году. Я тебе не говорила, а прошлой зимой три недели не было ни света, ни газа.

Чуть не замерзли. Очень было смешно. Я как-то с утра начала на балконе возиться с дровишками. Приготовила кое-как еду, все кастрюльки закоптила. Потом нагрела воды, перемыла, копоть отчистила. А стала под дверью подметать, Мишка Ибрагимов идет по лестнице. Я говорю, когда уже газ дадут, сил нет. А он говорит, вы чего, тетя Наташа, со вчерашнего вечера пустили. Я чуть в обморок не упала. А теперь все в порядке…»

Закрыв глаза, я слушал хрипловатый Шурин голос.

— «За нас не волнуйся, у нас все хорошо. Ты ведь знаешь, в газетах такого понапишут, а ничего страшного-то и нет. То, что ты говоришь — мятеж, так это какие-то дурачки пошумели, и все кончилось. Говорят, что постреляли немного за девятой автобазой, где поворот на хазэ, но мы там не бываем, ничего, слава богу, не видели и не слышали. Транспорт уже ходит, и все в порядке…» А что такое хазэ? — спросил Кастаки голосом собеседника, а не чтеца.

В порядке. Все всегда в порядке. Вот так.

— Хлопкозавод.

— Ага. Ясно. Далее… «Транспорт уже ходит, и все в порядке. Про съемную квартиру отец сказал, чтобы ты не выдумывал. Не поедем мы в съемную квартиру. Мы тут, слава богу, замечательно живем, чтобы на старости лет мотаться по съемным квартирам. Зачем нам это. Живи себе спокойно, о нас не думай, у нас все хорошо, все есть, ни в чем не нуждаемся. Так что выкинь из головы. Если будешь посылать продукты, обязательно положи хотя бы бутылочку растительного масла. Куда эти черти запротырили все, ума не приложу, масла днем с огнем не сыскать, а только в коммерческих за доллары. А так все есть. Лето было изобильное, помидоры — шесть, огурцы — четыре. Корзинцевы уезжают в город Изборск, это под Псков, там их Светка, ты ее не помнишь, купила полдома каких-то развалюшных. Я думаю, вот была им охота туда тащиться.

От добра добра не ищут. Жили бы себе и жили. Помнишь ли ты сестру Насти Кречетовой, Катю, прихрамывает. Настя-то давно уехала, а Катя живет с матерью возле горсада в доме химиков.

Нашли покупателей на квартиру и продали. Очень удачно — их покупатели деньги прямо Насте отправили, в Минск. Потому что здесь страшно деньги получать, ты знаешь. Скоро уедут. Зачем им это нужно, не знаю…»

Я слушал Шурин голос, а видел не Шуру Кастаки… и даже не округлые буквы маминого почерка… я видел лица, лица…

— «Что-то давно ничего не слышно от Павла. Болит у меня за него душа. Как он там теперь один управляется? Аня все же какая-никакая была, а жена, царство ей небесное. Вика, по-моему, совсем бестолковая, и ему от нее никакой помощи, только морока.

Надеюсь, она где-нибудь учится или работает. Ты ему позвони, здоров ли. Что-то у меня душа болит за него. Надеюсь, он исправно отдает тебе деньги. Ты ему напоминай, а то ведь знаешь как. Своя ноша не тянет, а чужая тем более. Я все время думаю, что не нужно было тебе этого делать. У тебя своя жизнь, у него своя. Очень мне его жалко, но кто же виноват, что так получилось. Ничего страшного. Отсидел бы пару лет и вышел. Не он первый, не он последний. В конце концов, мог бы и у кого-то другого эти деньги взять. Как будто у тебя денег куры не клюют.

Целуем тебя крепко. Не звони часто. До свидания».

Кастаки замолчал и снова принялся шуршать бумагой.

— Все?

— Все, — вздохнул он. — До последней буковки.

— Спасибо.

— Не за что… Ладно. — Шурин голос вдруг погрустнел. — Давай.

На службу опаздываю. Достала эта служба. Надо бы выпить, а?

— Что значит — достала? Ты это брось. Нужды стариков и младенцев — превыше всего.

Кастаки выругался.

— Подумаешь, у меня тоже дел невпроворот, — сказал я. — Не огорчайся. Будет повод — выпьем. Давай…

Я положил трубку и потер лицо ладонями. Павел, Павел… да, действительно. Дня три назад… нет, больше недели прошло… в прошлый вторник, что ли? Снова звонил — и опять никого.