Яков Шехтер - Вокруг себя был никто

В 1823 году опальный поэт томился в Кишиневской ссылке. Пыльный, маленький городишко, пропахшие щами гостиничные номера, хлопанье рассохшихся дверей, наглые жидовские петухи, ни свет, ни заря горланящие под окнами, и полное отсутствие благородного общества. Спасение пришло, откуда не ждали: просвещенный губернатор Малороссии, граф Михайла Воронцов, узнав о бедственном положении поэта, вытребовал его к себе в Одессу.

А в Одессе, в Одессе пошла совсем другая жизнь! Губернатор определил Пушкина в чиновники, обязанностей почти никаких не назначив, а жалованье положив приличное. В городе представлял театр, выходили газеты, почти каждый день приходил корабль из-за моря, принося вместе с горькими налетами соли на мачтах, книги, новости, слухи.

Да и публика в городе собралась не чета кишиневской – было с кем поговорить. В довершение прочих благ Воронцов ввел поэта в свой дом, разрешил пользоваться библиотекой и познакомил с женой, красавицей Елизаветой Ксаверьевной.

Пушкин с детства верил в счастливые неожиданности, ждал их. К сожалению, это ожидание почти ничего, кроме горечи, не приносило. Но на сей раз ему действительно повезло: блистательная графиня почти сразу откликнулась на его любовь. Тринадцать месяцев пролетели как одно мгновение, если кто и омрачал настроение Александра Сергеевича то, разумеется, сам граф Воронцов. Обманутый муж смешон, особенно когда он пытается компенсировать поражение на амурном фронте излишним служебным рвением, и Пушкин пишет свою знаменитую эпиграмму:

Долго ли, коротко ли, но, как часто бывает в пылу грешной активности, Елизавета Ксаверьевна вдруг забеременела и в отчаянии призналась во всем мужу. Мрачные подозрения, которые губернатор изо всех сил гнал от сердца, оказались еще более мрачной действительностью.

Властью в Новороссии Воронцов пользовался практически безграничной. Самое быстрое средство сообщения на тот момент – перекладные, везли депешу в Петербург почти две недели, и столько же обратно, таким образом, верховная власть, включая тайную полицию, принадлежала губернатору почти бесконтрольно. Сделать он мог с поэтом многое; во всяком случае, помимо официальных способов наказания, всесильный губернатор мог, отправив Пушкина в командировку, легко инсценировать нападение разбойников или другой, трагический случай. Просвещенный правитель Михайла Воронцов просто выслал поэта на его родину, в Михайловское.

Прощаясь, графиня подарила любовнику перстень. Надпись на перстне была на непонятном языке, и в сочетании с романтической обстановкой дарения, перстень немедленно приобрел в воображении поэта статус талисмана. Долгими зимними вечерами в Михайловском, под завывание ветра в печной вьюшке, Александр Сергеевич часами разглядывал перстень, вспоминая ласковое море, теплые берега Одессы и мягкие губы Елизаветы Ксаверьевны. Так родилось стихотворение.

Любопытно, что спустя много лет, оказавшись в любовном треугольнике на месте графа Воронцова, Александр Сергеевич повел себя далеко не так благородно. Дантес оказался более удачливым стрелком, ему повезло больше, чем Пушкину. Но если два человека добровольно подходят к барьеру с заряженными пистолетами в руках, убийцей можно назвать каждого, просто одному повезло больше, а другому меньше.

Прогрессивная общественность гневно осудила Дантеса. «Не мог он знать, в тот миг кровавый, на что он руку поднимал!». Как это не мог? На обманутого мужа, на рогоносца, коих так много было на жизненном пути Александра Сергеевича. Но общественность судит не по законам правды и справедливости, ее понятия добра и зла постоянно меняются, в зависимости от объекта приложения. Окажись застреленным Дантес, вряд ли бы сегодня кто-то, кроме историков, знал о существовании такого человека.

Именно с этой дуэли в русской культуре началось отождествление понятий «поэт» и «трагедия». «Поэт – тот, кому стреляют в живот», – подвела итог Марина Цветаева, окончательно укутав образ стихотворца флером жертвенности и мученичества.

Но какие же тайна и урок заключены в обстоятельствах гибели Пушкина? Нет, ему не была дарована смерть во искупление, смывающая из памяти людской грязное пятно соблазнителя, он был убит, будучи обманутым и обиженным, до конца испив чашу унижения и муки, которую сам столь часто подносил другим.

Называя вещи своими именами, приходиться признать, что поводом для написания замечательного стихотворения «Храни меня, мой талисман» послужили предательство, черная неблагодарность, супружеская измена и рождение байстрюка.

Сумма психического содержания таких строф, способна оказать весьма неблагоприятное воздействие на душу человека, прилепившего их к своему сердцу. Психометристы, которые проникли до самых глубин души, весьма отрицательно относятся к поэзии, считая ее набором мусора и грязи под красочным фасадом благозвучия. Их диагноз в точности совпадает с признанием Анны Ахматовой: «когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда». Да, Анна Андреевна, теперь и мы знаем».

В этот момент Таня сорвалась с места и взволнованно заговорила, почти срываясь на крик.

– Но почему у вас всегда так: если хвалите кого-то, то без имени, а коль ругаете, даже отчество не забываете упомянуть! Ваш таинственный психометрист Ш. – это же профессор Евгений Александрович Шевалев, выдающийся одесский ученый, внесший огромный вклад в развитие медицинской науки. Не стесняйтесь, называйте, называйте имена достойных людей!

Она перевела дух и оглядела аудиторию. Публике всегда нравится конфликт между докладчиком и слушателем, поэтому Таня обнаружила в зале сочувствие и понимание.

– И про Пушкина ваша теория давно устарела. Ее Семен Гейченко придумал, директор заповедника «Михайловское-Тригорское», чтоб деньги под реставрацию получить. Понимал человек как крепко музейное дело мифами да легендами сшито! Для денег он и придумал «живого Пушкина». Так и говорил:

– Мы сделаем музей, посвященный человеку, а не памятнику!

И собрал вместе все мифы и враки про похождения Александра Сергеевича. Ни один партийный бонза не смог отказать, все подписали под незаконнорожденных детей и адюльтеры.

А потом Гейченко издал буклет «Потомки Пушкина», в котором к пушкинским детям причислялась Софи Воронцова. С тех пор и покатилась эта грязь по свету. Мертвого легко обидеть, даже если он великий. Пушкин вам уже не ответит, и вы пользуетесь его молчанием, некрасиво пользуетесь…

Голос сорвался, Лора рывком осадила Таню, прижала к себе, начала гладить по плечам. Аудитория зашумела, заволновалась. Пришлось успокаивать.