Лоренс Даррел - QUINX, или Рассказ Потрошителя

— Грубое, опирающееся на антитезис, мышление, — заявил он, — признак второсортного ума. Губительно вести себя так, словно нам необходимо искупить какую-то особую вину — это было бы претенциозно. Если бы вы видели кашмирского торговца, или бенгальского булочника, или бизнесмена индуса, вы бы поняли, что у Запада нет монополии на материализм и культ «эго». Вот так!

Конечно же, он говорил правильно, и Блэнфорд в глубине души не мог этого не признать. Его версия была слишком сиюминутна. И он решил попридержать ее до лучших времен. Его беспокоило нечто более важное. На другой день ему удалось перехватить Констанс, пока Сильвия наслаждалась искусственным сном, дарованным снотворным.

— Вы были в Ту-Герц, но ничего не рассказываете. Я ведь не знаю, стоит ли еще дом. Даже боюсь спрашивать.

Неожиданно застеснявшись, она покраснела. Ей стало ясно, что присутствие Сильвии делало сомнительным возвращение к status quo ante: [61] Положение, существовавшее ранее (лат.) . сможет ли он выдержать обитание с ней под одной крышей? Непростительно было с ее стороны давить на него, и она понимала это. Охваченная раскаянием, Констанс с былой нежностью положила руку ему на плечо и сказала:

— Дорогой Обри, дом на месте и в хорошем состоянии. Это благодаря новым слугам, паре, которую Блэзы оставили вместо себя, когда решили отправиться на север, там им предложили больше денег за меньшие хлопоты. Все так, как было прежде.

Обри посмотрел на нее с любопытством и почти ласково.

— Он все еще там — вы поняли, о чем я?

Естественно, она поняла, что он имел в виду старый обветшалый диван Фрейда, «психоаналитическую кушетку», которую Сатклифф вывез из Вены тысячу лет назад.

— Он почти такой же, как был! Мыши проели всего одну маленькую дырочку в обивке, но ее нетрудно заштопать.

Надолго воцарилась тишина, а потом последовал вопрос, которого она ждала и боялась:

— Мы все будем жить вместе? И как вы это себе представляете?

Ей не хотелось отвечать, по крайней мере, без предварительного извинения — по его голосу было ясно, как тяжко ему не выдавать своих чувств.

— Я думала поселить ее в комнате Ливии. Кажется, ей там очень понравилось, и еще она спрашивала, можно ли перенести туда диван, как только я рассказала его историю. Диван ей тоже очень понравился. Обри, все это стабилизирующие факторы, поэтому я рассчитываю на ваше понимание и помощь. Пожалуйста, скажите, что вы не против.

Обри посмотрел на нее и задумчиво кивнул.

— Мне надо еще подумать, смогу ли я жить с вами — пока я не уверен. Дорогая, мне трудно принять решение, ведь я слишком люблю вас. Но я так… так обескуражен. А Кейд может занять бывшую комнату Сэма?

Она кивнула.

— Почему нет?

— Гален не захочет отпустить нас, он не может без компании, ему сразу становится страшно и одиноко!

— Знаю. Но скоро приедут Феликс и принц и подменят нас. Обри, надеюсь, вы смиритесь и будете терпеливы.

— Я тоже надеюсь!

Однако в его тоне прозвучало сомнение. Но выбора не было, потому что ему не хватало денег на другой вариант. Втайне он клял свою судьбу, тем более несправедливую, что Констанс взяла на себя его лечение, включающее массаж, йогу и электротерапию. Некоторое время они просидели в беспомощном, бессильном молчании не сводя друг с друга взгляда. Она раздумывала, не рассказать ли ему о драматичной и фантастической привязанности, которая для нее самой была столь же неожиданна, как для всех остальных. Однако она не решалась. Все оказалось гораздо серьезнее, чем представлялось на первый взгляд — к личным примешивались и ее профессиональные соображения. Вероятно, все же придется съездить в лечебницу в Монфаве, с которой связано столько воспоминаний о войне. Там все еще практиковал ее друг, доктор Журден. Она уже позвонила ему и сообщила, что приедет. И из уважения к ней (он ведь всегда любил ее, но был слишком робким, что удивительно для француза, и не смел признаться в этом) он наверняка наденет блейзер. Тот самый, который должен напомнить миру о студенчестве доктора в Эдинбурге. В его восхищенных возгласах не было фальши: он и вправду считал, что она помолодела и похорошела.

— Обманщик! — проговорила она, но он покачал головой и показал на свои поседевшие волосы. Он действительно немного постарел и очень исхудал с тех пор, как они виделись в последний раз.

— Ну садитесь, рассказывайте… обо всем, что с вами произошло, пока мы не виделись. — Понимая, что это невозможно, он улыбнулся. — Желательно в одном слове!

Это было как раз то, что нужно, и Констанс, едва заметно улыбнувшись в ответ, несколько приободрилась, хотя разговор предстоял совсем не веселый.

— Отлично, — проговорила она. — Это слово… Сильвия. Я сделала непростительную ошибку, даже профессиональное преступление. Загнала себя в угол. И теперь мне нужен совет, ваш совет!

— Где она? С вами?

— Да. Но в качестве возлюбленной, а не пациентки.

В ее голосе послышались подавленные рыдания, поэтому он подался вперед и сжал ее руки, глядя на нее с удивлением и сочувствием. Потом тихонько присвистнул.

— Это после всех предосторожностей? А как же Индия? В общем-то, я считал…

Она покачала головой.

— Я должна все объяснить по порядку — хотя у меня нет оправданий для этого кошмарного, непростительного помрачения ума. Так с чего же начать?

И правда, с чего?

До чего же унизительно после стольких лет вернуться сюда не для работы, а за моральной поддержкой — за тем, что Шварц называл «грязным baisodrome [62] Сексодром (фр.) . французской психиатрии»! Придется и ей пережить всю эту гадость! Она грустно усмехнулась.

— Что пошло не так? — с неослабевающим интересом спросил он. — В конце концов, когда ситуация начала выходить из-под контроля, мы все повели себя безупречно с профессиональной точки зрения. Вы придумали сказку, что уехали в Индию, и я занял ваше место. Потом вы перевели ее в Женеву под опеку Шварца. И что же?

— Все было более или менее в порядке до того дня, когда Шварц совершил самоубийство и ею пришлось заняться мне, из-за отсутствия более достойного специалиста. И после того как я, так сказать, вернулась из Индии, мы вновь встретились. Я пережила очень сильный, непреодолимый контртрансфер, [63] Контртрансфер — неосознанное перенесение отношения к значимой для психоаналитика личности на личность пациента. (Прим. ред.) о каком даже подумать страшно. В основе, наверно, была дремавшая подавляемая гомосексуальная предрасположенность, однако двигатель завелся почему-то из-за смерти Шварца, который был моим близким, давним другом и коллегой, но не более того. Необъяснимо! Необъяснимо!

— Любовь! — только и произнес Журден, глядя на ее поникшую белокурую головку и опущенные глаза.