Анджей Заневский - Крыса

Со все возрастающим напряжением, замученный страхом, я наблюдал сверху за тем, как они все кружат поблизости, разъяренные неожиданным исчезновением чужака.

И в тот момент, когда я уже находился на грани полного истощения, почти умирал от страха и нервного напряжения, прибежали другие крысы и с ненавистью накинулись на моих преследователей, загрызая и прогоняя их. Я долго еще сидел среди ветвей в ожидании, когда они перестанут грызться друг с другом и разойдутся. Если бы я спустился вниз, они напали бы на меня и, скорее всего, разорвали бы на части.

Я попал в пограничную зону между территориями, которые занимали ведущие постоянную войну друг с другом крысиные семьи.

С дерева я спустился лишь вечером – меня испугало появление поблизости черной птицы с мощным клювом. Крысы ушли. Я не знал, в какую сторону идти. Ведь пограничная зона между крысиными кланами невелика, и в любую минуту на меня могли напасть.

Я сижу неподвижно рядом с трупом загрызенного самца. Страх отнимает силы, а мне еще надо добраться до корабля и уплыть отсюда.

Шорох.

Я так напуган, что, не обращая внимания на кружащих рядом птиц, снова прячусь среди ветвей – в месте, совершенно не соответствующем крысиным привычкам и столь отличном от среды нашего обитания. Но только здесь я сейчас чувствую себя в безопасности.

Старый самец, которому когда-то переломили хребет, волочит задние лапы. У него совсем уже не осталось сил. Я бегаю вокруг него, то приближаюсь, то отскакиваю в сторону, кусаю его за бока, за мошонку, в основание хвоста. Он пищит при каждом моем нападении и пытается укусить меня.

Теперь я кусаю его в самое чувствительное место – в шею. Я чувствую, как мои зубы разрывают проходящую под кожей артерию. Старик тщетно пытается дотянуться до меня зубами. Он становится все слабее, его охватывает ужас.

Он падает на бок, дрожит от страха. Из ран и изо рта у него течет кровь. Он издыхает. Это единственная крыса, которую я обнаружил на небольшом корабле, куда попал после долгого вынужденного сидения среди ветвей. Я загрыз его сразу же, как только появился здесь, когда борта судна еще терлись о причал.

С дерева меня согнала ночная птица. Мне пришлось выбирать: то ли погибнуть у нее в когтях, то ли попытаться все же добраться до порта. Изо всех сил я бросился вперед – в ту сторону, откуда ветер нес запах рыбы. Встреченные по пути крысы тут же бросались в погоню за мной.

В порту у освещенного лунным светом причала стоял только один корабль – тихий, черный, неподвижный. Его борта покачивались ниже уровня причала, и, когда я спрыгнул на палубу, раздался глухой стук.

Живший здесь больной самец тут же выполз из своего укрытия и яростно бросился на меня. Он думал, что я убегу, что я испугаюсь и покину судно. Но я не мог бежать – на берегу меня ждали крысы из враждующих друг с другом семей.

Я плыву. Громкий стук моторов проникает всюду. Я занял уютное гнездо убитой крысы – оно устроено между досками и стальной плитой. Старый самец натаскал сюда тряпок, обрывков бумаги.

Я плыву. Постоянное пребывание в столь ограниченном пространстве раздражает и приводит в ужас. В больших трюмах я и представить себе не мог, что это такое – недостаток движения, недостаток места. Там мне не угрожали люди, о существовании которых я порой вообще забывал. Здесь все не так. Люди здесь везде. Только ночью, когда море успокаивается, а люди спят, я могу свободно передвигаться по темным помещениям, заставленным картонными ящиками, от которых неприятно пахнет табаком.

Я знаю этот порт: причалы, невысокие постройки на берегу, ветер гонит тучи пыли – все это кажется мне знакомым, как будто я видел это во сне. Но это не сон, хотя я уже не раз просыпался с чувством, что действительность – это всего лишь другой сон, сон, в котором я живу, чувствую, существую. Нет, это не сон – это моя память.

Судно причаливает к берегу. Я немного подожду и сойду на землю. Мне надоело бегать по ограниченному пространству между скрипящими бортами.

Уже ночь. Я сбегаю вниз по опущенному трапу.

Огромная сверкающая луна освещает полосу причала и первые дома ближайших к порту улочек. Я был здесь, когда этот город горел, когда рвались снаряды. Теперь здесь спокойно. По улицам гуляют люди, я слышу отдаленное мяуканье кота, собачий лай.

Я сомневаюсь: идти дальше или забраться на палубу другого корабля и избежать встреч с местными крысами, кошками, собаками?

В конце концов я решаюсь поискать еду на ближайших помойках и свалках. Меня манит резкий аромат высушенной рыбы.

Целая гора высохших хвостов, голов, потрохов. Я жадно ем, на зубах хрустят кости и сухие жабры.

Первая крыса уже рядом. Она небольшая, с длинным туловищем. Обнюхивает меня. Пронзительным писком дает сигнал тревоги и кусает меня в основание хвоста. Я поворачиваюсь и вонзаю зубы в ее ногу. Она отскакивает в сторону. Из раны течет кровь. Хромая, крыса уходит в сторону.

Здешние крысы не преследуют меня – им достаточно прогнать чужака, достаточно почувствовать мой страх.

Закопченные, изуродованные взрывами стены. Я вспоминаю этот город. Точно так же светила луна и тогда, когда я пробирался по опустевшим темным улочкам.

Теперь здесь много света. Слышны булькающие голоса людей, доносится музыка.

Меня не покидает ощущение, что когда-то я шел этой же дорогой, ступал по той же неровной мостовой, покрытой пылью и высохшим навозом.

Мимо меня проходят люди. Я всем телом прижимаюсь к стене и на какое-то время замираю. И чего я боюсь? Ведь серость делает меня незаметным. И все же страх не проходит. Та встреча с крысами напугала меня. Я вспомнил высокие ветви дерева, на котором я в панике прятался от погони.

Я сам не раз преследовал других крыс, наносил им раны, кусал, грыз, убивал. Мне хорошо знакома эта ненависть, ненависть к вторгшемуся в твои владения чужаку, прибывшему неизвестно откуда, ведь за ним могут прийти и другие, и из преследуемых и гонимых они легко могут превратиться в преследователей и убийц.

Из сточной канавы доносится писк. Мною овладевает страх. Я плохо знаю местность. Если меня станут преследовать, у меня почти нет шансов уйти от погони.

Я сворачиваю на поднимающуюся в гору улочку, вымощенную овальными булыжниками, которые блестят в свете зависшей прямо посреди неба луны. Я знаю эту улицу, я ее отлично знаю, но что же все-таки здесь произошло?

Дверной проем с болтающейся рваной занавеской, сквозь которую сочится слабый свет, мне тоже знаком. Я проскальзываю внутрь. Сидящий на корточках на ковре человек ловит упавший с полки кувшин и ставит его на место. И вдруг я все вспоминаю. Ведь это из-за меня упал тот кувшин. Курица, сидящая на полке в клетке из деревянных прутьев, кудахчет, учуяв мое присутствие.