Владимир Спектр - Русский жиголо

– Да кто вы такой-то? – спрашиваю я, возможно, чересчур истерично.

– Скажем так, я представляю интересы государства. Нашего великого, могучего государства. Рассеи-матушки. Сечешь фишку?

На этой фразе меня просто озноб пробирает.

– Сечешь, а, парень? – лысый кривится и продолжает: – Если бы мы находились в Москве, то я, безусловно, предъявил бы тебе ксиву, может, просто вызвал бы тебя, мудилу, повесткой и пообщался бы в кабинете, но здесь, увы, а может быть, к счастью, к твоему, бля, счастью, Филиппок, здесь это невозможно. Да и, наверное, лучше вот так, без официоза, просто поболтать о том о сем, да?

«Ага, – думаю я лихорадочно, – лысый урод и вправду похож на мента. Или на гэбиста. Что же за дерьмо такое? В чем дело, неужели это как-то может быть связано с моими маленькими грешками? Вряд ли, вряд ли, делать им больше нечего как только тащиться за мной в Англию, чтобы припомнить, что я когда-то кому-то намутил немного „первого“».

Тем временем Тимофей поднимается со стула:

– На той стороне улицы есть прекрасное местечко. Пойдем выпьем и покалякаем.

Он просто поднимается и уходит, не торопясь, но и не оборачиваясь с целью проверить, следую ли за ним я. Он просто уверен, что я иду за ним. Да, в этом он прав, не знаю, в чем тут дело, куколка, но я веду себя, словно зомби, поднимаюсь и двигаюсь вслед за ним в сторону выхода.

На улице солнце и толпы туристов, а в пабе «Black Rose» безлюдно, сумрачно, грязно и отчего-то сыро, вдоль столов стоят такие грубые деревянные скамейки, словно в дрянной немецкой пивной. Тимофей заказывает Guinness.

– Что за вопрос?! – почти кричу я, но он не реагирует, курит и смотрит в сторону, пока не получает свою пинту.

– Что вы хотели? – снова спрашиваю я, но лысый молчит, целиком погрузившись в процесс потребления пива.

Я ничего не заказываю, я сижу молча напротив и стараюсь выглядеть спокойно, хотя, наверное, у меня не особенно получается.

Наконец, Тимофей прерывается, ставит уже на три четверти пустую кружку на грязный стол, утирает тыльной стороной ладони губы и говорит:

– Диета, да? – и тут же, не дожидаясь ответа, присасывается к кружке снова.

Он опустошает ее за какие-то считанные секунды и требует повторения, а я все это время сижу молча, в каком-то нервном оцепенении разглядывая нового знакомого.

Он не нравится мне все больше и больше, и, видимо, в какой-то момент он ловит на себе мой недовольный взгляд, потому что улыбается, теперь уже нагло и во весь рот, не стесняясь. На меня веет прокислым пивным духом и еще чем-то абсолютно неудобоваримым, я замечаю, что во рту у него не хватает зубов. Я морщусь.

– Я ведь тоже сидел на диете, – говорит Тимофей, – когда у меня язву-то обнаружили. Тяжело. Ни ебнуть, ни закусить. И, знаешь, ни хуя не помогало. Мне тогда один знающий человек, военный хирург, между прочим, мы с ним в Сочах еще познакомились, вместе бабцов там ебали да черноте рыла крушили, ну, не важно, короче, он мне посоветовал, значит, такую тему – пол-литра водки и батон хлеба со сливочным маслом. Такая, нах, диета! И вот, все как рукой сняло!

Он подмигивает мне, снова протирает губы, но не очень тщательно, в уголках остается белесая пена, откидывается на жесткую деревянную спинку скамьи, закидывает ногу на ногу и закуривает:

– Ох, полегчало.

– Похмелье? – уточняю я, чтобы хоть что-то сказать.

– Ну да, – кивает Тимофей, – вчера немного повеселились. С атташе.

– Ага.

– Знаешь, как обычно это бывает. Сначала немного пива и разговоры с нужными людьми, потом эти нужные куда-то соскакивают и идет виски, а потом шлюхи и еще виски, откуда-то появляется порошок, а потом уже вообще никто ничего не помнит, – он трясет головой.

– Ага, – повторяю я.

– Значит так. Ближе к делу, да, Филипп? – улыбается своей отвратительной улыбкой мой новый знакомый.

– Да, – голос мой немного дрожит, но я все же надеюсь, что это не очень заметно, – интересно все же, что вам нужно от меня?

– Не хочешь, кстати, нюхнуть? У меня еще с ночи осталось…

– Я не употребляю.

– Да, да, – говорит Тимофей и разражается пугающим, крякающим каким-то смехом, – правильно, я тоже. Но кокос – отличный, просто сказка, в Москве такого не встретишь.

– Я не употребляю, я даже не знаю, о чем вы…

– Вот заладил, – он снова смеется, отвратительно рыгая мне прямо в лицо, – пиздабол!

Я молча жду, когда он успокоится.

– Видишь, какая лажа, – наконец говорит Тимофей, – от тебя, в общем-то, нам ничего и не нужно.

– Тогда в чем же дело?

– А в том, что у родного государства много вопросов накопилось к известной тебе Веронике Павловне Кузнецовой.

«Ага. Вот оно. Так я и думал. Были у меня смутные подозрения. Все из-за этой сучки Вероники. Нет, ну надо же, теперь еще ее говно мне расхлебывать!» – думается мне.

Но вместо этого я говорю:

– И чем же я могу вам помочь? Почему бы вам не обратиться к ней непосредственно напрямую?

– Не все так просто, – Тимофей хмурится и наклоняется над столом, приближаясь ко мне почти вплотную. – Мы ее, конечно, вызовем. – Он делает паузу. Я тоже молчу, жду продолжения. – Вызовем и потолкуем. Когда надо будет. Когда вон там решат, – он поднимает крючковатый палец кверху, указывая в грязно-бежевый потолок паба. – А покамест нам, значит, нужна твоя помощь.

«Вот это здорово! Придурки из органов хотят, чтобы я стучал на свою же подругу, на ту, которая, может быть, рано или поздно станет моей судьбой, матерью моего ребенка! Да они охуели! И потом, в конце концов, неизвестно ведь, органы это или конкуренты. По-любому, дело, наверное, заказное, но от этого не менее серьезное», – думаю.

– Ну и? – подбадривает меня Тимофей.

– Что? – я изображаю полного идиота.

– Ты мог бы помочь нам, естественно, не бесплатно.

– Ого! С каких это пор государство платит? Ведь это же просто долг любого гражданина!

Лицо Тимофея внезапно наливается кровью. Он наклоняется еще ближе, почти прислоняется ко мне и выдыхает зло:

– Не юродствуй. Не юродствуй, бля! Не ерничай, бля! Наши отцы да деды не за то воевали, чтобы ты тут в этих ебаных английских кулуарах нос свой сопливый воротил. Не за стакан гиннеса они воевали, понял? Не за полграмма кокса пополам с фенамином, втыкаешь? Я тебе говорю тему, ясно? Важную, бля, тему. А во всех важных темах есть заинтересованная сторона, да? Сторона с неограниченными возможностями, ну, ты в курсе, не маленький. Речь может идти об очень приличном баблосе.

Он переводит дух и снова откидывается на спинку. Бросает в пепельницу изжеванный окурок и тут же прикуривает новую сигарету.

– Что же я должен делать?

– А ничего такого, – затяжки Тимофей делает глубокие и частые, сигарета уже скурена до середины, – да ниче не надо делать, прикинь?