Леонид Эгги - Островок ГУЛАГа
- Название:Островок ГУЛАГа
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:культурно-издательское агентство «Скифь»
- Год:1993
- Город:Одесса
- ISBN:5-7707-26-26-1
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Леонид Эгги - Островок ГУЛАГа краткое содержание
«Репрессированные до рождения» – первая книга Леонида Эгги. Ее составили две повести – «Арест», «Островок ГУЛАГа» и рассказы. Все эти произведения как бы составляют единое повествование о трагической судьбе людей, родившихся и выросших в коммунистических концлагерях, т.е. детей ссыльных спецпереселенцев.
Появлению первого сборника Л.Эгги предшествовали публикации его повестей и рассказов в периодике, что вызвало большой интерес у читателей.
Факты и свидетельства, составившие основу настоящего сборника, являются лишь незначительной частью того большого материала, над которым работает сейчас автор.
Островок ГУЛАГа - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Муж тети Яди – Юзеф Скуратович. Был он спецпроектировщиком. То ли приставка эта – спец, то ли гонор шляхетский родили в нем убеждение, что истину мало усвоить – за нее надо драться. Вот и вступил он в одну такую драку в первой половине тридцатых годов. С выдвиженцем резко заспорил.
Знаний у выдвиженца в избытке не имелось, но зато по части происхождения у него все было на уровне. А коль так – то и классовое чутье безошибочное. Это-то чутье и подсказало выдвиженцу, что Скуратович – враг народа, и место ему в ГУЛАГе.
Исколесил Скуратович весь Северный Урал – от Ухты до Соликамска, от Ныроба до Вишерских спецзон. Валил лес, катал тачку, руководил проектной группой… А так как не терпел он хамства, то какую бы должность не занимал, все равно возвращался на исходные позиции, то есть опять валил лес, катал тачку…
Был он высокого роста, вальяжного вида своего не утратил, несмотря на все невзгоды, но особенно поражали его усы – пышные, холеные. И еще… Сколько всего навидался и наслышался Скуратович, а вот ругаться так и не научился. Вокруг – мат-перемат, а он – пшепрошем, пани; дзенькую…
XXVI
Крестная в радостном волнении шепчется с матерью: – Господи, дождалась! Ни одной минуты не останемся здесь.
Обе плачут – кажется, освобождается Скуратович. Долго он шел к свободе с начальным пятилетним сроком. Не один раз расписывался в спецчасти о продлении срока, а потом наступил период, когда вообще запретили освобождение осужденных по пятьдесят восьмой статье вплоть до особого распоряжения. Теперь это долгожданное «особое распоряжение» все-таки пришло.
И вот настал день отплытия. Мы на пристани Красной Вишеры. Ждем грузопассажирский пароход «Память Акулова». Он грузится у причала бумкомбината. Видим, охрана уводит грузчиков. Значит сейчас пароход подойдет к пристани.
Провожать Скуратовичей пришли мои мать и отец, дядя Иосиф с тетей Клавой, Орловские. Женщины оживленно беседуют, мужчины завели какой-то технический спор, а я смотрю на дядю Юзика, на его удивительные усы, и мечтаю о том времени, когда у меня вырастут такие же…
Колокол объявляет посадку на судно. Все замолкают. Под впечатлением торжественности события посерьезнел и я. Идем к борту судна, а мимо нас три энкавэдэшника ведут с десяток «подопечных» и сразу загоняют их на корму. Почему-то всегда там перевозят. Судя по тому, как раскованно держатся зэки, сразу ясно – малосрочники.
Настали минуты прощания. Женщины целуются, мужчины обнимаются. А я с удивлением и ужасом вижу, что дядя Юзик плачет:
– Все. Дожил. Теперь еду на родину умирать.
– Что ты, Юзик! – бурно протестуют провожающие. – Столько вынес, столько ждал!… Умирать? Теперь?! Теперь только наверстывать.
Скуратович не возражает, на своем не настаивает, он даже соглашается:
– Поживем, поживем…
А через год пришло письмо от тети Яди: умер дядя Юзик.
XXVII
Завтра в школу.
Последний день пасу коз с утра до вечера. Как-то они теперь будут без меня? Кто станет рвать для них на озере дудочки, которые они так любят? Кто будет мирить Майку с Мартой, если младшая взбунтуется, – а с ней это случается?
Уже пора домой. Солнце давно исчезло за верхушками деревьев. Уставшие козлята лежат у моих ног, а Марта и Майка с недоумением смотрят на меня: почему, мол, не ведешь домой? Не догадываются, что видеться теперь будем редко, только по вечерам.
Ну, ладно. Пошли.
Подходим к бараку. Мои домашние уже в тревоге. Собирались даже идти искать нас.
На другой день степенно, с матерчатой сумкой на боку, шагаю в школу. Но до нее не меньше километра. На такой дистанции степенность сохранить трудно. Поэтому время от времени я меняю шаг на быстрый бег, или начинаю гулять вприпрыжку. Здание школы расположено впритык к кладбищу. Оно огромное, хотя хоронят на нем только из зоны, а для вольных существует другое кладбище.
В школе у нас всего четыре комнаты, поэтому учимся в две смены. Четвертый класс уже выпускной.
Очень многие приходят в первый класс, почти совершенно не зная русского языка. Но это дело поправимое, к четвертому классу все говорят по-русски настолько хорошо, что иногда лишь по внешнему виду да по фамилии можно определить, кто ты – русский или нерусский. Да и то не наверняка. Очень многие – сироты, из детдомов, а им в детприемниках фамилии выписывали, как бог на душу положит.
Наша учительница, Елизавета Макаровна, огненно-рыжая красавица. Мужа у нее нет – сложил голову на фронте. А детей двое. Ходила учительница всегда в одном и том же платье и, как мы догадывались, часто была голодная. На зарплату советского учителя в двести рублей, имея двух детей, не пошикуешь.
С нами Елизавета Макаровна вела себя непринужденно, как мать. При случае могла и за уши отодрать. Спрашивала с нас тоже строго, поскольку знания ценила превыше всего. А вот к почерку нашему корявому оставалась совершенно равнодушной. Тогда это меня вполне устраивало, хотя позже я жалел, что Елизавета Макаровна не «ставила нам руку».
Не знаю почему, но у Елизаветы Макаровны я ходил в любимчиках. Правда, признаюсь, и мои уши вниманием она не обходила. А когда прикрепила ко мне отстающих Кольку и Муртаза, чтобы я помогал им учиться, воспринял это, как самое высокое признание.
Как-то зимой Елизавета Макаровна предложила нам создать классную библиотеку. Мы все загорелись этой идеей и решили собрать деньги. Первый взнос сделала сама учительница – три рубля. Тогда, в нашем восприятии, это были большие деньги.
Дома мама сказала: «Денег нет, но на такое дело найду». И дала пятерку. За несколько дней удалось собрать немыслимо большую сумму – сорок рублей. И не беда, что не каждый мог дать денег, нищета поселенческая у всех на виду, но у нас и претензий-то никаких не было. А в книжный ларек в город пошли втроем – Сева Шепелев, Мина Плюснина и я. Для нас это было целое событие.
Прошли узкоколейку, по которой паровозы, прозванные «кукушками», возят с лесопунктов бревна. Весело шагаем мимо бумажного комбината. Хотя пейзаж здесь угрюмый: куда ни посмотришь, всюду сторожевые вышки. Чтобы и зэки не сбежали, и диверсанты на территорию не проникли. Вот и Барауха, когда-то здесь был бельгийский завод, от которого сейчас даже развалин не осталось. За ручьем стоит большая плита фундамента – все, что осталось от сгоревшего клуба. Подожгли его, понятное дело, «вредители», которые теперь уже искупают свою вину на лесоповале.
Минуем десятидворку, где живут вольные. В их домах, кроме печек, есть еще какие-то трубы, которые называют «батареями». Для нас это диковинка. По ним зимой с комбината поступает пар, поэтому они такие горячие, что руку нельзя приложить. Я с мамой побывал однажды в такой квартире, сам щупал.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: