Александр Кузнецов - Два пера горной индейки

— Знаю, конечно. Она у нас три года валяется. Я хотела ее выбросить на помойку, так этот идиот такой шум поднял из-за нее! Вы хотите ее купить?

— Я бы с удовольствием купил ее, но, наверное, без Григория это неудобно... И потом, сейчас...

— Удобно, удобно, все удобно, — перебила меня Людмила. — Вы можете взять любую икону, выбирайте что хотите. Хоть все забирайте. Проходите, смотрите, выбирайте, что вам понравится, а я сейчас. — Она пропустила меня в большую комнату, где были сложены иконы, а сама пошла к ребенку, который во время нашего разговора беспрерывно плакал.

Сначала, ничего не трогая, я внимательно осмотрелся. Пелены нигде не было видно. Тогда я стал перебирать сложенные в углу домовые иконы. Они были мне знакомы, и я перекладывал их, ища пелену. Перебрал все и хотел уже было браться за большие иконы, когда вошла Людмила. Вместо халата на ней было красивое платье, она причесалась и превратилась в довольно привлекательную молодую женщину. Правда, несколько вульгарную.

— Ну, выбрали что-нибудь? — спросила она.

— Меня интересует только эта вышивка. Не знаете, где она?

Людмила порылась в шкафу, открыла сервант, заглянула за диван.

— Не видать, — сказала она. — Может быть, среди икон?

Мы перебрали все храмовые иконы, которые я еще не смотрел, но пелены не нашли.

— В другой комнате ее не может быть? — спросил я, теряя надежду найти пелену.

— Нет. Туда эту грязь я не допускаю. Сдалась вам эта вышивка! Возьмите что-нибудь другое. Смотрите, сколько тут этого добра.

— Да, но мне нужна только эта пелена.

— Чего в ней хорошего?! Старая, грязная тряпка. Да еще рваная.

— Разве она рваная? — насторожился я.

— Бахрома у нее оборвана. Этот идиот все приставал ко мне, чтобы я ему сделала кисточки для бахромы. Все нитки искал подходящие.

— Да, кистей у нее не хватает. Только я не помню сколько, — говорил я как можно равнодушнее, а сам весь похолодел от страха.

Мне казалось, я выдаю свое волнение, и она это чувствует. Когда говоришь убежденно и сам веришь в то, что говоришь, люди невольно поддаются твоей убежденности. Когда внутри у тебя сомнения и ты только делаешь вид, что убежден в своей правоте, люди моментально это чувствуют. Моя мама всегда узнавала, говорю ли я правду или лгу. Людмила, кажется, ничего не заметила.

— Четырех кисточек там всего не хватает, — сказала она и добавила: — Давайте диван отодвинем, может быть, за диван упала. Один раз у нас так было.

Я бросился ей помогать, но ни за диваном, ни в самом диване мы ничего не нашли. Опять заплакал ребенок. Людмила вышла и вернулась с дочкой на руках.

— Ну что? Будете брать что-нибудь? — Очевидно, ей стало уже надоедать. — Этот гад уехал и мне ни копейки не оставил. Забирайте хоть всё.

— Нет, спасибо. Вы извините меня за беспокойство, ради бога.

— Ничего не купите? Так я все выброшу к чертовой матери! Мне давно осточертело это барахло. Пока Гришки нет, возьму и выкину всё на помойку. Никто не подберет. А с ним, дураком, все равно жить не буду. Псих настоящий. Он умный, а я дура, не понимаю, что каждая такая икона тысячу стоит. А сам ни разу ни одной штуки не мог продать. Кому они нужны? И в Ленинград возил, и в Архангельск, да все обратно привез. Иностранцы не покупают, потому что вывезти не могут, а русским они задаром не нужны. Один раз сюда приезжали из Москвы, хотели кое-что взять, так он такие цены заломил, что они смеялись. По пятерке, говорят, за штуку возьмем, да и то не всё, а только шесть икон. Не отдал. Наверное, и вышивку эту сейчас с собой взял. Иначе где же ей быть? Хотите, берите всё по пятерке. Но только сразу все, чтоб ни одной не осталось. Можно запаковать и в багаж сдать.

— Понимаете, меня интересовала только эта вышивка.

— Сколько бы вы за нее дали? Я пожал плечами:

— Отдал бы все, что у меня есть с собой. Оставил бы только на дорогу.

— А сколько же у вас с собой? — ничуточки не смущаясь, спросила Людмила.

— Рублей семьдесят — восемьдесят, — ответил я. А сам подумал: «Может быть, она торгуется? Может быть, пелена у нее и она хочет продать ее подороже?» Поэтому я спросил на всякий случай: — Вы отдали бы за эту цену?

— Конечно, отдала бы, — ответила она, — на кой она мне черт нужна?!

— Скажите, пожалуйста, — спросил я, — вы не помните, что написано на ней с обратной стороны?

— Там по-старинному написано, — ответила Людмила, покачивая дочку из стороны в сторону. — Знаю только, что-то про Строгановых.

— Жаль, что мы ее не нашли...

— Да он взял с собой, это точно. Икон не повез, с маленьким чемоданчиком поехал, а ее взял. Куда ей еще деваться? Все время здесь валялась.

— Тогда, может быть, еще не все для меня потеряно, — сказал я совершенно искренне, — Григорий должен позвонить мне. Да я и сам могу найти его в Ленинграде. Я буду там завтра.

— Скажите, что он может сюда не приезжать. Пусть едет сразу к своей мамочке. Это гад, с которым жить невозможно. Тихая сволочь, все исподтишка, точно как его мамочка. Кулаки проклятые! Всё деньги копит, по рублику собирает, по копеечке. Мотоцикл с коляской купил — мало ему! Давай ему «Жигули»! У ребенка теплого одеяльца нет, стыдно на улицу выйти. Я уж про себя не говорю. За два года, что мы живем с ним, один халат только купил. И то к свадьбе. Приедет, я ему дверь не открою. Так и скажите. Пусть катится к своей мамочке! А иконы я выкину. Сволочь проклятая!

— Зачем же так... Я надеюсь, у вас все наладится. У вас семья, дочь, об этом нельзя забывать. — Я уже направился к двери и тут решил сделать последний ход. — До свидания, — сказал я, — еще раз извините меня за вторжение. Кстати, вы так и не нашли подходящих ниток, чтобы сделать недостающей кисти? А то дали бы их мне, я бы сам починил в Ленинграде.

— Я и не искала, — ответила она сердито, — нужно мне очень!

— А как они оборвались, в одном месте где-то или по одной?

— С правой стороны. Первая кисточка и потом еще три.

Когда я вернулся в Ленинград, у меня оставалось четыре дня отпуска, и я решил, не откладывая на следующий день, сразу же начать поиски Адарова. Но разыскивать его мне не пришлось. Утром он сам позвонил, осведомился, доволен ли я своим путешествием, спросил о здоровье. Я пригласил его в гости, предложил приехать прямо сейчас, обещая показать свои коллекции и ссылаясь на то, что, когда я выйду на работу, нам уже труднее будет встретиться.

— Вы один дома? — поинтересовался Григорий.

— Один. Вы знаете, у нас такая жизнь... Жена целый день в своей больнице, уходит чуть свет. Мы даже слова не успели друг другу сказать. Теперь только в субботу и расскажу ей о своих впечатлениях.

— А когда вы приехали?

— Ночью, воркутинским.

— Как вас найти? — спросил Григорий.