Александр Кузнецов - Два пера горной индейки

— Женщины? — спросил Котлов.

— Да.

— Баня?

— Да, все было, — вновь опустил голову Кораблев.

Ай да Коля-Николай! Парень не промах! Я был рад, что выяснилось именно это, а не что-то другое. Но в то же время мне жаль было Леночку, не хотелось разрушать их семью, этот прекрасный дуэт. Неужели Котлов не пожалеет ее?

— Расскажите теперь о вчерашнем вечере, — продолжал допрос Котлов. — Постарайтесь вспомнить все: когда пришли, когда ушли, о чем вы говорили с Голубевым и Катей, как они себя вели.

И Николай сказал, что сидели они в баре примерно с девяти вечера до одиннадцати, место им было занято Голубевым, сидели они вместе с ними, за одним столиком. Пили кофе с коньяком. Разговаривали о литературе, о кино. Катя рассказывала много интересного о писателях. Но у него сложилось впечатление, что между ними назрела ссора, Катя несколько раз отвечала Глебу резко и даже издевалась над ним. Глеб терпел эти оскорбления, но был расстроен. Особенно к концу.

— За эти два часа, что вы вместе сидели, никто из вас не выходил из бара? — спросил Андрей.

— Мы вместе пришли и вместе ушли, — ответил Коля.

Котлов записал в протокол несколько вопросов и ответов и отпустил Кораблева. Ведение протокола занимало много времени. Я еще при первом допросе Голубева предложил Андрею вести протокол, но он заявил, что в таком случае протокол не будет иметь юридической силы, составлять его может только он. И теперь, пока писал протокол, мы опоздали к завтраку.

В первый же день после приезда Котлова Козлов распорядился отвести нам отдельный столик в углу зала. К нам присоединился и Юра. С одной стороны, это было удобно, нас видели вместе, считали друзьями и мы могли разговаривать за столом. При общем шуме в зале нас не слышали. Но вот с другой стороны... Я с опаской поглядывал на заранее поставленный на наш стол чайник. Что стоило бросить в него яд? Если у преступника был пистолет, то почему бы и не быть яду? Избавиться от нас одним махом, и делу конец!

Словно читая мои мысли, Юра, не дожидаясь официантки, пошел на кухню и принес оттуда на подносе котлеты с гарниром, а затем чайник, другой, с более горячим чаем.

— Мухиной тоже ведь надо позавтракать, — вспомнил я, жуя котлету, — а то сидит наша спящая красавица взаперти.

— Сходите за ней, — приказал Котлов. — Ключ у нее есть.

— Нет уж... Идите сами, — ответил я. — Она же, кроме вас, никому не откроет.

Командный тон Андрея уже не раздражал меня, за ним можно было признать право так разговаривать. Честно говоря, после убийства Толика мне стало как-то не по себе. Нас трое, мы на виду, а кто стоит против нас, мы не знаем. Возимся с Шамилем, Голубевым и Кораблевым, а тут действует «мафия» Абдуллы. Это же было ясно с самого начала. Они народ опасный, очень опасный... Скорее бы прибыла опергруппа, было бы спокойнее.

Только мы вернулись с завтрака, явился Голубев. Вид у него был удрученный. Сев на кровать, он сказал:

— Раз дело так серьезно, раз дошло до убийства, я должен все сказать.

— Что, вам известно об убийстве? — спросил Котлов.

— Да бросьте, Андрей Петрович, все уже знают. Видели, как выносили его из котельной.

— Так что же вы хотите нам сказать? — Андрей поглядел на меня, чтобы убедиться в том, что я слышал слова Голубева.

— Вы меня спрашивали, каковы наши отношения с Абдуллой. Так вот, он дважды просил меня купить для него в Москве драгоценности. Один раз я купил ему кольцо с бриллиантами за две тысячи восемьсот, а второй раз отказался. Он просил купить в магазине «Алмаз» в Столешниковом переулке золотой браслет с изумрудами за пять шестьсот. Мне все это было очень... неприятно. И я отказался. Должен, конечно, молчать. Но раз такое дело... Покупка в магазине ведь не преступление?

— Когда это было?

— Что?

— Когда вы купили кольцо и когда отказались покупать браслет? — пояснил Андрей.

— Кольцо в прошлом году, нет, в позапрошлом, а браслет в этом.

На Глеба жалко было смотреть, он весь поник, сжался. Я невольно вспомнил, как он держался, как развалился на стуле, придя сюда впервые.

— Вы подтвердите это письменно?

— Да, подпишу, — выдавил из себя Глеб. — И еще, — не дожидаясь вопросов, продолжал Голубев, — я должен сказать, что прошлый раз ввел вас в заблуждение. В люксе живу не я, в нем живет Катя. Я туда только прихожу. И ни разу там не ночевал, у меня есть место в общем номере.

Настал наш черед удивляться. Я поймал себя на том, что уставился на Голубева, открыв рот.

— Так в каких же вы с ней отношениях? — спросил быстро пришедший в себя Андрей.

— Были в самых близких, — услышали мы в ответ, — но она и в Москве никогда не оставляла меня ночевать у себя. Вы понимаете, она... в общем, она развратна, она извращенка. Мы поссорились с ней и разошлись. Вчера. Я ее ненавижу! — вспыхнул Глеб неожиданно и замолчал. А потом добавил: — Вот я вам все сказал, от подробностей избавьте меня.

Подробности, честно говоря, были бы весьма интересны. Но Котлов вел протокол, а поэтому насупился и спросил:

— Почему же вы делали вид, что это ваш номер?

— Так она хотела.

— По какой причине?

— Ну, не знаю. Так ей удобнее. Женщина любит сильное покровительство. Такое положение меня угнетало. Но она ни с чем не считается.

— Когда вы познакомились? — продолжал допрос Котлов.

— В прошлом году. Здесь.

— И поддерживали эту связь весь год, встречаясь в Москве, в ее квартире?

— Да. Но очень редко. Всего три раза, если считать поездку в Архангельское.

— Теперь скажите, в каких отношениях она с Абдуллой? Покупала она для него драгоценности?

— Не знаю, — отвечал Голубев. — Она очень скрытна. Но допускаю. Какие-то дела у нее с Абдуллой есть. Она бывала у него.

— В каких отношениях она была с Хударовым? С Толиком, — пояснил Котлов, ибо Глеб его сначала не понял. А когда услышал имя Толик, на лице его появилось мучительное выражение, гримаса отвращения.

— Он приходил к ней, это я сам видел. А в каких отношениях они были, я не знаю. Но все могу допустить теперь. Этот Толик такой примитив, — замотал он головой, — такая скотина! Я никак не мог этого понять...

— Вам знакома эта вещь? — Котлов вынул из ящика и положил перед Голубевым несессер.

Чуть подумав, тот ответил:

— Это несессер чехословацкий, я видел его в Москве у Кати.

— Почему вы думаете, что это он?

— Я не утверждаю, что тот самый, я говорю, что видел такой. А запомнил потому, что это мужская вещь. Но спрашивать у нее не стал, она этого не любит.

— Расскажите теперь, что вы делали вчера вечером.

— После ужина пошли в бар и сидели там до одиннадцати часов. Она бы еще сидела, но я ушел, и ей пришлось уйти. Она весь вечер вызывала меня на ссору. И мы... Это было так некрасиво! Около двенадцати я ушел от нее и лег спать. Но так и не заснул.