Айрис Мёрдок - Отрубленная голова

Я отпер ящик стола и положил в портфель список клиентов, которых собирался посетить в январе, и набросок моей главы о тактике Густава Адольфа в битве при Лютцене. [12] В битве при Лютцене 16 ноября 1632 г. шведская армия разгромила имперскую, которой командовал Валленштейн, но в бою пал король Густав Адольф. Я договорился, что снова появлюсь в офисе лишь через несколько дней. Клиентам отправят извещения, что вместо меня к ним приедет мой молодой помощник, мистер Миттен, поскольку я в настоящее время нездоров. Сейчас Миттен находился в Бордо. Посылать его туда было опасно. Он бессознательно стремился затягивать свои поездки и теперь лениво вел переговоры с маленькой фирмой, с которой мы лишь недавно начали сотрудничать. Миттен — католик, сибарит и осел, но предан фирме, хорошо разбирается в винах и нашел общий язык с моими наиболее разборчивыми клиентами. Я мог доверять ему, зная, что от его посещений будет толк, хотя, конечно, не связанный с дегустацией. Я пометил себе, что в следующий раз должен буду попробовать рейнвейн, с которым мы уже имели дело тридцатого января. Конечно, я всегда давал советы Миттену и очень редко выслушивал его предложения по поводу того, что нам следует купить, ведь и глава небольшой винной фирмы легко может превратиться во властное и ревнивое божество. Репутация фирмы Линч-Гиббон зависела только от моих дегустационных способностей. Я не собирался опекать Миттена и не верил, что смогу сделать его своим преемником. Несомненно, эта маленькая фирма погибнет вместе со мной, и особая часть реального мира с ее тонким вкусом, которую так старательно совершенствовал мой отец, воспитав этот вкус и в своем сыне, навсегда исчезнет и развеется как дым.

До возвращения прогульщика Миттена дела прекрасно могли вести две мои секретарши, мисс Херншоу и мисс Силхафт. Я очень высоко ценил этих девушек — они регулярно поддерживали переписку с партнерами и клиентами и писали по-французски и по-немецки хорошим языком и даже не без остроумия. Короче, обе они отлично разбирались в характере работы фирмы, хотя, как ни странно, ничего не смыслили в винах — им нравилось все, что им предлагали. Они служили в фирме уже несколько лет, и я очень опасался, не выйдет ли кто-нибудь из них замуж. Но наконец по ряду неуловимых, но безошибочных признаков до меня дошло, что они счастливые и довольные друг другом лесбиянки.

Сегодня мне пришлось переговорить с каждой из них в отдельности и затронуть болезненную тему моего развода. Я убедился, что им это уже известно. Дурные новости распространяются с поразительной быстротой. Они стояли у двери, без видимого нетерпения ожидая встречи со мной. Их лица и позы выражали почтительность и симпатию. Высокая блондинка мисс Херншоу, за которой понапрасну ухаживал не слишком-то проницательный Миттен, моргала повлажневшими глазами и порывалась взять меня за руку. Низенькая, темноволосая мисс Силхафт притворилась, что протирает очки, и украдкой с неподдельным состраданием смотрела на меня. Я попрощался с ними, оставив их выполнять поеледние рождественские заказы и наслаждаться обществом друг друга, а сам поехал на Пелхам-крессент.

На Антонии был коричневый шерстяной пуловер, на шее висела нитка жемчуга. Ни того ни другого я на ней прежде не видел. Она не покупала, и носового платка, предварительно не посоветовавшись со мной. Я также заметил, испытав некоторое облегчение, что она раздражена и вовсе не собирается вести со мной нежный разговор. Увидев меня, она вскочила с места и воскликнула:

— Честное слово, ей не мешало бы хоть немного подождать, прежде чем переворачивать здесь все вверх дном.

— Кому?

— Гонории Кляйн.

Я вспомнил о существовании этой дамы.

— Я полагал, что она забрала свои вещи?

— Дорогой, закрой дверь, — попросила меня Антония. — Я чувствую себя затравленной. Конечно, она вправе распоряжаться своими вещами, но, когда она появилась здесь сегодня утром, это напоминало ураган. Ты видел в холле все эти груды? — Появилась сегодня утром? Разве она остановилась не здесь?

— Нет. Но это другой разговор. А я-то целую вечность приводила в порядок ее комнату. Прошлым вечером она решила, что хочет жить в отеле в Блумсбери, поближе к Британскому музею или чему-то там еще, и бедному Андерсону пришлось отвезти ее в такси, а потом столько времени возвращаться в тумане! А ведь он далеко еще не выздоровел.

— Как себя чувствует Палмер?

— У него по-прежнему температура. Сегодня с утра было тридцать восемь. По-моему, она ни с кем не считается. И все равно она мне нравится.

Меня рассмешило, с какой убежденностью заявила об этом Антония.

— Она должна тебе нравиться. Как-никак сестра Палмера. Признаюсь, у меня нет таких обязательств.

— А теперь о мебели, дорогой, — напомнила мне Антония. — Может быть, подождем до завтрашнего утра? Андерсон и я думаем проехаться в Марлоу. Наверное, переночуем в «Комплит-Энглер». Ну помнишь, такой уютный, комфортабельный отель… Бедный Андерсон ужасно устал, по-моему, перемена обстановки пойдет ему на пользу. Нам обоим отвратительно видеть, как Гонория распоряжается в доме. Мне очень стыдно, что я не могу пригласить тебя к ленчу, но мы довольно рано позавтракали и вскоре уезжаем.

Это я когда-то показал Антонии «Комплит-Энглер». Мы часто бывали там в первые годы нашей семейной жизни.

— Да я бы и не смог остаться, — ответил я. — Сам поеду сейчас за город и вернусь завтра утром. Готов встретиться с тобой на Херефорд-сквер в любое время после трех.

Я невольно солгал, надеясь предупредить покровительственную заботу Антонии, и с удовольствием заметил, как она подавила свое желание спросить, куда я иду. В конце концов ей пришлось отказаться от некоторых своих прав. Нить не была разорвана, но незаметно и помимо нашего желания пропасть сделалась глубже и шире. Антония вздохнула, и я поспешил удалиться, прежде чем она сумела найти ласковые слова, с помощью которых ей удалось бы еще раз приблизить меня к себе.

Я закрыл дверь гостиной и почти сразу столкнулся с Гонорией Кляйн, которая несла, а точнее, с трудом волокла по полу большой ящик с книгами.

— Вам помочь? — обратился я к ней, и мы вдвоем втащили ящик в большую комнату, которую Палмер всегда называл библиотекой, хотя в ней стоял лишь один маленький книжный шкаф. Сейчас в комнате царил беспорядок, ее заполняли ящики из-под чая с книгами, бумагами и фотографиями. Картины были прислонены к стене. Среди них я заметил и японские гравюры из кабинета Палмера. Я также заметил под грудой писем фотографию в рамке, на ней был Палмер, которому, похоже, было тогда лет шестнадцать. В столовой напротив я сквозь дверь увидел обеденный стол и откупоренную бутылку линч-гиббоновского кларета. На столе стояло только два прибора.