Айрис Мердок - Дитя слова

— Каким же я оказался человеком?

— Я боялся… о-о… эмоций, призывов о помощи, сантиментов, всякой… слащавой чувствительности. Я боялся, что вам понадобится помощь.

— А откуда вы знаете, что она мне не нужна, коль скоро вы, как вы сами заявили, не желаете вдаваться в мои чувства?

— Ну, у человека ведь складывается определенное впечатление. Вам, конечно, было неприятно, что вас используют. Ваша досада, возможно, даже сыграла свою ценную роль.

— Досада?

— Я хочу сказать, она позволила не накалять атмосферы. А как раз это мне и требовалось. И я вам очень благодарен. Я еще хотел кое о чем вас просить, но, пожалуй, не стану. Благодарю вас. Благодарю.

— Успех эксперимента А.

— И я благодарен вам за то, что вы собираетесь уйти со службы. Конечно, я рассчитывал на то, что вы уйдете. Разрешите пожелать вам всяческих успехов на новом поприще?

— Благодарю вас.

— А теперь… мне кажется, вы сказали, что пришли без пальто?

Я направился к двери. Когда я вышел из комнаты, в нос мне ударил запах духов Китти. Я сошел вниз по лестнице — Ганнер тяжело топал сзади. Дойдя до двери на улицу, я распахнул ее. Холодный воздух тотчас когтями вцепился в меня.

— Ну, так, значит, теперь все, да? Я рад, что наша встреча прошла ко взаимному удовлетворению.

— Да, — сказал он. — По-моему, мы хорошо ее провели, да, насколько это возможно при сложившихся обстоятельствах.

— Я немедленно ухожу со службы.

— Отлично. Спасибо. В таком случае прощайте.

— Прощайте.

Ни один из нас не протянул руки. Я шагнул за порог, и дверь тотчас за мной захлопнулась.

Я дошел до сквера на набережной, затем обернулся и посмотрел на дом. Показалось мне или в самом деле за темным окном второго этажа виднелось чье-то лицо? Пройдя еще немного вперед, я пересек мостовую и пошел по набережной. Был прилив, вода стояла высоко, от нее веяло холодом и легким запахом гнили, она несла всякий хлам — так близко от меня, что, казалось, можно достать рукой. Ветер дул резкими обжигающими порывами. Я двинулся на восток, затем повернул на север, к Кингс-роуд.

Ганнер все-таки отомстил. Отомстил сильнее, гораздо сильнее, чем если бы физически напал на меня, расквасил мне лицо или переломал ребра. Я чувствовал себя морально выпотрошенным. Я позволил ему надеть на меня ослиную маску мелкого низкого циника и не сбросил ее. При воспоминании о том, что я говорил и каким топом, я закрыл глаза и заскрипел зубами. Этому никогда, никогда не изгладиться из памяти! Ганнер заявил, что я теперь навсегда останусь с ним, но и со мной навсегда останется мой собственный образ — каким я выглядел в его глазах, каким я был. Я же смирился с представлением Ганнера обо мне — о том, что случившееся не глубоко меня задело, что я превратился в напыщенное, толстокожее ничтожество, закосневшее в своей иронии и обиде. Неужели он этому поверил? По всей вероятности; да к тому же Ганнеру вовсе не обязательно знать мое душевное состояние — в этом состоит безжалостная логика, с которой я обязан считаться. Если уж он пошел на такую, в общем, существенную уступку, признав, что я способен ему помочь, то, конечно, он имеет право использовать меня, как ему угодно. И ему вовсе не обязательно утруждать себя выяснением того, что я думаю. Он мог даже счесть это неделикатным. Его устраивало — при той настоятельной потребности во мне, какую он испытывал, — видеть во мне циника, и я все сделал, чтобы подкрепить такое его мнение обо мне. И он сказал: «Прощайте». Все они теперь распростились со мной — Бисквитик, Ганнер, Китти. И вся удивительная история осталась позади. А я вернулся туда, где мне и надлежит быть, к тому, на что я обречен с детства, — стою один на холодной улице, без пальто.

— Что это с Хилари? — спросила Эдит Уитчер у Реджи Фарботтома.

— Горюет из-за своей девчонки.

— А что с ней случилось — забеременела?

— Нет, ее выкинули из пантомимы.

— Бедненький Хило — это после всех-то интриг. Неудивительно, что у него такой вид, будто его сейчас вывернет наизнанку.

— А он и в самом деле какой-то зеленый.

— Может, у него к тому же еще и грипп.

— Попытаемся пообщаться с ним?

— Пытаться общаться с Хилари — все равно что послать спутник на Марс.

— Неважно, попытаемся. Хилари!

— Хилар и-и ! Ау-у! Хило!

— Да? — Я сидел за своим столом, а они обменивались репликами у меня за спиной. Утро сегодня, в понедельник, было холодное, желтое, и сквозь эту желтизну виднелся Биг-Бен.

— Хилари, вы принимаете нашу волну?

— Да.

— Вы в порядке? У вас не грипп?

— Да. Нет.

— Что он хочет сказать своими «да», «нет»?

— Да — я в порядке, нет — у меня нет гриппа.

— Хилари…

— Да?

— Что вы там пишете? Могу поклясться, это не имеет отношения к работе.

— Он пишет письмо своей девушке.

— Если угодно, то это прошение об отставке.

— Ну, конечно, как он мог остаться после того, как его девушку выкинули из пантомимы, — это же себя не уважать!

— Нам повезло: сегодня Хилари упражняется в остроумии.

Я запечатал прошение об отставке и отослал его со Скинкером, который тоже — только более дружелюбно — осведомился, не заболел ли я. Скинкер только что оправился после гриппа и подробно рассказал мне о том, как он болел, а теперь, судя по всему, свалился Артур. Это было приятное известие, поскольку я сейчас вполне мог обойтись без Артура. Да и он не станет завтра ждать меня к себе, поскольку знает, как я боюсь подцепить заразу. Теперь мне предстоит за месяц подыскать себе работу. А это штука нелегкая.

Я чувствовал себя бесконечно усталым и даже не пытался заняться делом. Накануне я вернулся домой около полуночи. Я не стал выяснять, когда ушла Томми, так и не дождавшись меня. Около полудня я вышел из своего учреждения и позвонил Кристел из автомата близ Скотланд-Ярда. Я очень редко звонил ей, хотя знал, что ей было бы приятно услышать мой голос, что она сидит дома одна, шьет и думает обо мне.

— Привет. Это я.

— О-о… как хорошо… мой дорогой.

— Что ты поделываешь?

— Шью.

— А что ты шьешь? Платье для коктейлей этой твоей новой заказчице?

— Нет, это я уже закончила.

— Хорошо получилось?

— Потрясающе.

— А что ты сейчас шьешь?

— Перешиваю пальто для соседской девочки.

— Угу… Кристел…

— Да?

— Ты не переживаешь из-за того… что ты рассказала мне в прошлый раз?

Молчание. Чувствуется, что Кристел сейчас расплачется.

— Нет.

— Не надо. Мне очень жаль, что я так отвратительно себя вел. И мне жаль, что я не остался и не поел твоих рыбных фрикаделек. Они были вкусные?

— Я их тогда тоже не ела. Я съела их холодными в воскресенье на обед. Они были вкусные.

— Вот и прекрасно, Кристел…