Джессика Адамс - E-mail: белая@одинокая

И нет никакого выхода. Я твердо решила, что просижу здесь до тех пор, пока Лайм не уйдет, но если Кайли не прекратит болтать о вчерашней серии «Друзей», то на это понадобится несколько дней.

Проблема разрешилась, когда Лайм внезапно просунул голову в дверь. С минуту я просто стояла и смотрела на него, будто опоссум в свете автомобильных фар.

— Мое письмо получила? — спросил он, глядя на меня как-то странно.

— Э… Да.

— Ответ, как я понимаю, «нет»?

А вы, наверное, подумали, что пятнадцатилетний опыт научил меня хоть как-то ориентироваться в отношениях между мужчиной и женщиной? Как же. Я беспомощна точно так же, как и на той дискотеке в 1984 году, когда Тревор Макви лез ко мне со своим языком под песенку «Кью», а я прикинулась, будто у меня нарыв в зубе.

Ну почему я не могу быть, как те секси-суки в телевизоре? Почему у меня нет тяжелых век?

И почему я не могу говорить?

— Нет, я согласна.

— Согласна?

— Я только что послала тебе письмо. Я согласна.

Наступила пауза; несколько мгновений Лайм молча смотрел на меня, словно пытаясь прочесть мои мысли. Наконец он поставил чашку в мойку и направился к двери.

— Тогда потом поговорим, — произнес он. И ушел.

Когда я вернулась к своему столу, Кайли яростно барабанила по клавиатуре. Я с первого взгляда узнала «Худей с улыбкой». Бедная Кайли. Где-то в глубине души я испытывала нечто вроде самодовольства. Но еще я очень хорошо помнила, каково это — быть одинокой в двадцать два года. Порой мне кажется, что это почти так же невыносимо, как быть одинокой в тридцать три.

Я дала Богу обет, что если из моих развратных выходных что-нибудь выгорит, я найду Кайли того, кого она полюбит. Может, Умник Билл ею заинтересуется. Или кто-нибудь из ныряльщиков, приятелей Энтони Андерсона, — я то и дело сталкиваюсь то с одним, то с другим из них. Или отправлю ее на сайт «Найди друга», запущу под буквой «М» — Микро-мини-юбочка.

Когда твои низменные инстинкты удовлетворены, начинаешь чувствовать себя Санта-Клаусом. Хочется дарить друзьям подарки, закатывать пирушки, сводить друг с другом одиноких и пристраивать пушистых бездомных зверушек. Чудо свершилось, и я не собираюсь всю долгую одинокую зиму спасаться воображаемым Лаймом — теперь у меня есть настоящий. И этим вечером он мне позвонит.

Я могу протащить телефонный шнур из столовой в спальню — и буду лежать среди подушек и болтать, болтать всякую игривую чушь, пока не засну.

В кухне его глаза с начинкой из «Марса» чуть блузку на мне не расплавили. И я знаю, что это чистейшая похоть, знаю, что очки не в мою пользу, что у меня все это идет так, рикошетом, — я прекрасно все это знаю. И тем не менее. Лайм — художник-график, а я — рекламный копирайтер. Он одинок, и я одинока. И кто поручится, что я, Виктория Шепуорт, год спустя не куплю белые замшевые туфельки и не запишусь на грандиозную навороченную прическу в парикмахерской?

Когда Лайм позвонил мне где-то около половины двенадцатого, я дала ему три шанса передумать — так, чтобы уравнять ситуацию. Я поинтересовалась, не слишком ли он занят, не слишком ли устал и так ли уж уверен, что в гостинице будут места; при этом я наматывала телефонный шнур на палец и всей душой желала, чтобы он не пошел на попятный. Но голос у Лайма звучал совершенно уверенно.

— Почему мне кажется, что ты такое уже устраивал?

— Я не устраивал.

— Но ты хорошо знаешь, что нужно делать.

— Беру в пример фильмы семидесятых. Ну, знаешь: «О да-а, давай зарегистрируемся как мистер и миссис Смит».

Тут я снова вспомнила, что одна из причин, по которым Лайм так мне нравится, — это то, что с ним всегда весело. Может, дело в том, что смех и секс в чем-то схожи.

— Так какой у нас план? — осведомилась я, поднимая ноги повыше, чтобы проверить степень волосатости. Слава тебе господи, видеотелефон еще не в ходу.

— Заеду за тобой после завтрака, — сказал Лайм. — На машине доберемся туда к обеду.

— А где это? — полюбопытствовала я.

— В горах.

— Что взять с собой?

— Кольца для сосков и огнеупорные одеяла.

В конце концов я упаковала все, что было в ванной, — ну, может, кроме щетки для унитаза и затычки для ванны. Флакон «Этернити», флакон «Пуазон», где и осталось-то всего на донышке, лосьон для искусственного загара — все. Еще я захватила ночную рубашку с зайчиками — на случай, если с Лаймом будет так уютно, что я решусь надеть это на ночь. И еще белое кружевное боди, которое держится на мне, как подпорка, если не втянуть живот. Плюс кое-что верное и черное, очень сексуальное и нейлоновое, которое я купила еще в годы Энтони Андерсона, и еще суперлифчик, который Джоди одалживала у меня в прошлом году на Марди Гра [9] Сиднейский гей-карнавал на Масленицу. и облепила блестками. Хорошо, что я заставила ее эти блестки отцепить. А вот надену ли я хоть что-нибудь из этого? Если бы. Как обычно, это будут штаны на полу и рубашка, закинутая на другой конец комнаты. Трогательно.

Когда Лайм постучал во входную дверь, я чувствовала себя примерно как Анна Франк, когда к ней ворвались фашисты. Мне хотелось спрятаться в тайном убежище — только у меня его не было.

Единственное, от чего мне стало легче, — это мысль, что Лайму, наверное, еще хуже. Хотя он этого и не показывал.

За пару дней у него отросла щетина. От него пахло травяным шампунем. Не скажу точно, кто из нас прыгнул первым, кажется, все-таки я, и внезапно мы уже целовались возле стены, и в спину мне врезалась книжная полка.

Лайм вблизи — это нечто такое, чего я не могла вообразить, несмотря на все свои жалкие старания. В его глаза действительно можно смотреть и чувствовать, будто тебя затягивает в гипнотизирующий круговорот, — вроде как в «Бэтмене». Я не желала отводить взгляд. И я не желала отпускать Лайма.

Он — не Дэн, и мне это все равно. И это уже изрядный прогресс. И эта совсем недэновская аура делает его еще восхитительнее — если уж говорить начистоту. От него пахнет Лаймом — резкий запах лосьона, — и небритое лицо так жестко трется о мое лицо, так сексуально, ненасытно. И каждый раз, когда я пытаюсь отстраниться, потому что в спину мне вонзается полка, он снова притягивает меня к себе, но уже как-нибудь иначе. Да, он явно знает, что делает. И что мне оставалось, кроме как благодарно сдаться?

Наконец, после того как моя спина проехалась по всем книгам Джилли Купер, какие только были у меня на полке, мы отправились в путь.

— Нелегко мне будет сосредоточиться, — заметил Лайм, когда мы залезли в его машину (новый на вид «Эм Джи», так-то тебе, Дэн, и плевать, если я легкомысленная дрянь).

— Можно кое-что сказать? — спросила я, удобно устраиваясь на сиденье.

Он не возражал.

— Спасибо, спасибо, спасибо, спаси…