Джессика Адамс - E-mail: белая@одинокая

Целуйте радость на лету, как сказал кто-то из поэтов. Со всеми мимолетными страстями в моей жизни я уж могла бы этому научиться. Но почему же тогда, стоит мне очутиться возле мужчины или постели (в порядке уменьшения значимости), я в первую очередь думаю о постоянстве? Это похоже на манию.

Наверное, это, как и многое другое, началось еще в школе. Если ты одолжила Тревору Макви угольник, из этого неизбежно следовал вывод: «Ты любишь Тревора Макви». А если через несколько лет кто-нибудь дарил тебе колечко, то это обязательно знаменовало помолвку. Боже ты мой, я ведь одно время на полном серьезе думала, что выйду замуж за Филипа Зебраски.

Мне тридцать лет, и меня везут в отель исключительно для секса. Возможно, с тем, чтобы через два дня распрощаться. Я должна, должна это помнить. Это все, что мне обещали, и все, на что я согласилась. Это тебе не «Гордость и предубеждение». И не «Разум и — будь они неладны! — чувства».

Итак, следующий шаг. Довольно пугающий. Мы вылезли из машины — наверное, надо было поцеловаться или еще что-нибудь такое изобразить, но мы так ничего и не сделали — и в конце концов вошли в гостиницу с таким видом, будто совершаем деловую поездку. Портье было совершенно плевать, поодиночке мы явились или как супружеская пара, или вломились, пританцовывая конга и волоча за собой на цепи обнаженных секс-невольников. Единственное, что от нас требовалось, — это заполнить меню на завтрак.

Гостиница была довольно красивая. В бежевых тонах. Хотя абсолютно отчетливо я воспринимала в этот момент только одно — мои нервы вот-вот расплавятся. Когда я нажала на кнопку, вызывая лифт, то получила небольшой удар током. Это было одно из тех мест, где повсюду установлены кондиционеры и разостланы нейлоновые ковры, и я заподозрила, что искры полетят от всего, к чему прикоснусь. В том числе и от Лайма.

В лифте мы оба уставились на устрашающую рекламу кафе «Веранда под пальмами»: там была нарисована самая идиотская пальма, какую только мне доводилось видеть. И еще там был изображен гигантский танцующий ананас, возвещающий: «Специально для детей — четыре доллара девяносто пять центов!» — речь, кажется, шла о кусочках ананаса. Потом Лайм отыскал наш номер, сунул в дверную ручку карточку-ключ, и мы вошли.

Я тотчас кинулась к занавескам и, не обращая внимания на шнур, отдернула их так, словно это было жизненно важно — чтобы мы вот сейчас, сию секунду полюбовались пейзажем. Потом заглянула в холодильник — узнать, нет ли там чего-нибудь дармового и сногсшибательного, сунулась в шкаф — выяснить, на что здесь похожи вешалки, и наконец отправилась в туалет — просто потому, что ничего другого не могла придумать, ну, разве что выскочить с воем из гостиницы и припустить обратно в Сидней.

Я спустила воду, чтобы Лайм не подумал, будто я совсем уже тронулась, и посмотрела в зеркало. Есть у меня время раздеться, проверить, все ли в порядке, и одеться снова? Увы, времени нет. Волосы у меня отросли? Нет. Под мышками волоски еще остались? Не исключено. Проволока из лифчика торчит? Торчит, я уже чувствую. Похожи мои груди на два сваренных вкрутую и абсолютно гладких яйца? Похожи, можешь не сомневаться. Когда я вошла, Лайм, закинув руки за голову, лежал на кровати — на нашей кровати — и смотрел в окно. Он был полностью одет. Хвала небесам. Думаю, что если бы он оказался голым, я залилась бы истерическим тявканьем, как гиена.

— Иди сюда.

Я подошла. И откуда это ощущение, что он надо мной подсмеивается? Наверное, оттого, что и в самом деле подсмеивался.

— Мне хуже, ты уж поверь, — сказал Лайм. — В конце концов, именно я соблазнитель. Знаешь, каково это?

Тут он снова поцеловал меня, и это было нечто неописуемое. Знаю, мужчины — это вроде органов пищеварения, и мы сами не понимаем, для чего они нужны. Но ведь нужны, и еще как.

А хорош ли он, как выразилась бы Кайли, в постели? Думаю, все зависит от того, что под этим подразумевать. Есть мужчины, для которых соблазнить женщину — это все равно что взломать сейф или настроить телевизор. Ну, знаете — практический опыт, профессиональные навыки. Волшебные пальцы. Это вроде как тыкать вешалкой в окно автомобиля, если тебя угораздило захлопнуть ключи в бардачке. Лайм не из таких. Это не значит, что от него вообще нет толку. Ни в коем случае. Но здесь что-то совсем другое. И я не могла подобрать для этого слова — и, честно говоря, не хотела.

А хороша ли в постели я? Понятия не имею, и в данный момент мне все равно. Любитель джунглей Грег Дейли утверждал, что хороша, только непонятно, что он имел в виду. А радикальный студент Леон гладил меня после этого по голове и давал поносить свою футболку, что было очень мило. А сейчас? Не знаю. Вот странно — ведь это должно бы меня интересовать?

Я согласилась с Лаймом, что секс — это трах, оргия, функция организма. Иначе меня здесь не было бы. И точка. Это не конкурс на самый разукрашенный пирог на Королевском пасхальном шоу. Мне не нужны баллы от судей, а если они нужны Лайму, то от меня он их не получит.

Часа в два ночи, или что-то около того, я отправилась в ванную, почистила зубы и умылась. Потом уперла руки в бедра и снова посмотрела на себя в зеркало. Одно из двух: или я сексуально независимая женщина конца девяностых, или же я волосатая, эмоционально неуравновешенная одиночка, принимающая секс за любовь, потому что ничего другого не остается.

Когда я вернулась, Лайм сидел на кровати и тер ладонями лицо.

— Что случилось?

— Ничего, — ответила я.

— Ты случайно не хочешь серьезно и глубокомысленно поговорить?

— Нет.

— И то хорошо.

И мы начали снова — с тем относительным энтузиазмом, с которым люди спохватываются, что у них в сумке завалялось шоколадное печенье. И в этот раз все было как-то легче и ленивее. Но секс застал меня врасплох, и, сама не знаю почему, я расплакалась.

О нет. Худшее. Самое худшее!

— Эй!

Новый поток слез. За долгие годы практики я наловчилась плакать беззвучно, но слезы так и лились по моему лицу.

— Извини, — всхлипнула я.

И постаралась взять себя в руки, вспомнив все доводы «за», которые перебирала на работе, представив себе, как завтра нам подадут завтрак в постель… Я же Развлекалась С Переходным Мужчиной!

Но… нет. Раздеваясь, я словно что-то сместила и внутри себя, и вот теперь, стараясь сдержать слезы, я только плакала еще сильнее. Похоже, все пошло совсем не так, как надо. И дело было не только в том, что Лайм — совсем другой и мы с ним торчали тут, в пластиковой бежевой гостинице, посреди Голубых гор. Дело скорее во мне. Я обманывала саму себя и только сейчас поняла это. Даже не знаю точно, в кого же я хотела превратиться в эти выходные. В Татуированную Адвокатиху? Но приехала сюда я, а не адвокатиха. И толку от меня никакого. Может, несколько дней тому назад я и просыпалась, ничего не чувствуя по отношению к Дэну, но он — единственный человек, у которого я хочу лежать сейчас в объятиях.