Эмиль Брагинский - Служебный роман

– Ну, я пошел!

– Побольше интеллекта, Толя! – вдохновил приятеля Юрий Григорьевич.

Кончилась музыка. Перестав танцевать, Самохвалов поцеловал Ольге Петровне руку.

А Новосельцев снова возник в кабинете, где Калугина в одиночестве листала журналы.

– Извините, Людмила Прокофьевна, это опять я! – с дурацкой улыбкой представился Новосельцев.

– Мы ведь с вами уже попрощались, товарищ Новосельцев.

– Может быть, мы опять поздороваемся? – робко предложил Новосельцев. – Добрый вечер, Людмила Прокофьевна!

– Добрый вечер! – едва заметно улыбнулась Калугина.

– Спасибо! Наверное, вам скучно, Людмила Прокофьевна? – немного осмелел Новосельцев.

– Я привыкла находиться одна, и поэтому мне никогда не скучно, товарищ Новосельцев.

– Тогда мне лучше уйти, – вздохнув, сказал Анатолий Ефремович.

– Вы мне не мешаете! – милостиво проговорила Калугина.

– Большое спасибо! – Новосельцев, как и в первый раз, присел на краешек стула.

В большой комнате Ольга Петровна задумчиво сидела возле стола. Мимо шел Самохвалов со стопкой чистых тарелок.

– Юра, побудь со мной!..

– Не могу. У меня гости.

– А я что? Не гость? Сядь!

Самохвалов улыбнулся, сел. Ольга Петровна придвинулась к нему и сказала кокетливо:

– Зря ты меня пригласил к себе, во мне все всколыхнулось!

Самохвалов неискренне улыбнулся:

– Во мне тоже. Но мы должны взять себя в руки.

– Из нас двоих ты был всегда благоразумней. В воскресенье у нас экскурсия на автобусах по маршруту Владимир – Суздаль. Давай включимся?

– Эти автобусы могут нас далеко завезти! – уклончиво ответил Самохвалов.

– А мы так любили путешествовать... может, тряхнем стариной? – с озорством предложила Ольга Петровна.

– Мы уже в таком возрасте, Оля, когда нас лучше не трясти!

В кабинете Новосельцев, пытаясь выбраться из неловкого положения, размышлял вслух:

– О чем бы нам с вами поговорить, Людмила Прокофьевна? Об отчете мы побеседовали, к грибам вы равнодушны... А как вы относитесь к стихам?

– Положительно, – призналась Калугина.

– Это прекрасно. Поговорим о поэзии. В молодости я сам писал стихи. А вы?

– У меня к этому не было способностей.

– У меня тоже. Сейчас я вам почитаю, и вы в этом убедитесь.

– А может не надо читать? – с надеждой сказала Калугина.

– Мне очень хочется произвести на вас хорошее впечатление, – честно признался Новосельцев и принялся декламировать:

Брови Калугиной изумленно взметнулись вверх. А Новосельцев продолжал чтение стихов:

Внезапно Калугина, перебив Новосельцева, принялась читать третью строфу:

– закончила Калугина и сказала: – Я не подозревала, что вы выступали под псевдонимом Пастернак.

– Никогда бы не подумал, что вы разбираетесь в стихах! – искренне удивился чтец-декламатор. – И даже знаете наизусть!

– Стихи хорошие, но прочли вы их плохо.

– Вам, конечно, виднее, правда, все мои друзья уверяют, что я здорово читаю! – обиделся Новосельцев.

– Они вам льстят, вы читаете отвратительно! – безапелляционно заявила Калугина.

– А музыку вы любите? – с вызовом спросил Новосельцев.

– Надеюсь, вы не собираетесь петь? – испугалась Калугина.

– А почему бы и нет? Друзья уверяют, что у меня приятный голос, – ехидно сказал Анатолий Ефремович.

Калугину осенила догадка:

– Вы, может быть, выпили?

– Нет, что вы! Когда я выпью, то становлюсь буйным. Поэтому я никогда не пью. Что бы вам такое спеть? – раздумчиво протянул Новосельцев.

– Все-таки не стоит. Вы будете ждать, чтобы вас похвалили, а я всегда говорю правду, – кротко, но твердо сказала Калугина.

– Значит, вы заранее уверены, что петь я тоже не умею! – саркастически констатировал Новосельцев.

– Я от вас очень устала, товарищ Новосельцев.

Но Новосельцева уже нельзя было остановить.

– Сейчас я спою, и вашу усталость как рукой снимет! Ага... придумал...

Новосельцев встал в позу и затянул:

– Вы в своем уме? – перебила его Калугина.

– Значит, как я пою, вам тоже не нравится. Вам ничего не нравится! Вам невозможно угодить! – Когда застенчивые люди выходят из себя, они могут себе позволить многое. – Но я попробую. Сейчас я вам станцую!

– Прекратите эти кривлянья, товарищ Новосельцев! – решительно гаркнула Калугина.

Но Новосельцев закусил удила:

– Современные танцы вам наверняка не по душе. Я вам спляшу русский народный танец «цыганочка»! Вы мне сможете подпевать? Впрочем, мне подпевать вы не станете!

Новосельцев, напевая, начал хлопать себя по коленям, по ботинкам, затряс плечами, а потом пустился вприсядку. Калугина, возмущенная, встала, направляясь к выходу, но Новосельцев приплясывал перед ней, не давая уйти.

– Пропустите меня сейчас же! – громко закричала почетная гостья.

На крик Калугиной вбежали Самохвалов, Ольга Петровна, хозяйка дома, сослуживцы. Пораженные, они остановились, а Новосельцев продолжал отплясывать как ни в чем не бывало.

– Юрий Григорьевич, уймите этого хулигана! – потребовала Калугина.

– Толя, подожди... – растерялся Самохвалов. – Почему ты пляшешь?

Новосельцев остановился, тяжело дыша:

– Вам, товарищ Калугина, не нравится, как я читаю стихи, как я пою, как я танцую! Потому что вы сухарь! Вы бездушная, черствая...

– Толя, прекрати немедленно! – зашипел Самохвалов, желая утихомирить правдолюбца, но тот только отмахнулся:

– Ты молчи, тебя не спрашивают!

– Ничего, Юрий Григорьевич, пусть говорит! – выдавила бледная Калугина.

– В вас нет ничего человеческого, вместо сердца у вас цифры и отчеты! – в запальчивости кричал Анатолий Ефремович.

– Толя! – Ольга Петровна пыталась унять друга.

– Толя! Выйди из комнаты! – в гневе приказал хозяин дома.

– Сейчас уйду, я еще не все сказал!

– Юрий Григорьевич, дайте товарищу договорить! – зловеще сказала Людмила Прокофьевна.

– Вы можете меня уволить, но я рад, что я вам все это высказал в лицо! – закончил монолог Новосельцев.

Наступила тишина. Самохвалов был расстроен и обескуражен. Грозно сопел Новосельцев. Оторопела жена Самохвалова. Ольга Петровна тихонько всхлипнула.

– Юрий Григорьевич, большое вам спасибо за прекрасный вечер! – проявляя редкую выдержку, сказала Калугина.