Дора Карельштейн - Дурочка

Местные поношенные, уставшие провожать девиц, женихи давно поставили мне диагноз – " не богата и не «даёт» и перестали замечать. Зато заезжие замечали сразу.

Знакомились, провожали, пытались, не получали, разочаровывались, бросали.

Встречаясь потом на Кобылянской под руку с другой, злорадно ухмылялись.

Я в очередной раз убеждала себя, что всё впереди.

И в кругу подруг обещала, что если появится хоть один, который не будет «просить», то сама предложу.

Так как подобный пока не появлялся, то смена соискателей шла с большой скоростью, и это вызывало на Кобылянской нежелательную трактовку.

К этому периоду относятся две запомнившиеся истории из области наивной добродетели:

Не любила я в ту пор праздники.

В будни как-то всё бежит и вертится.

В праздники надо было пристроиться в какую-нибудь компанию.

Перед каждым праздником на Кобылянской начиналась лихорадка по сколачиванию компаний-складчин.

Вообще это были приятные мероприятия, но лично мне радости не доставляли, т.к. только подчёркивали случайность этих компаний и отсутствие чего-то настоящего и постоянного.

Уточнялись возможные кандидатуры и перспективы.

Потом собирались взносы и делались закупки.

В те времена ещё ничего «доставать» не надо было.

Всё можно было купить в магазинах, поэтому вопросы еды и выпивки были второстепенными.

Что-то готовили, чем-то запивали.

Самой приятной при всём этом была кутерьма с подготовкой и предстоящими встречами.

Однажды я случайно оказалась в новой компании.

Поначалу всё было как обычно: немного выпили, поели, потанцевали, поговорили.

Время перевалило за полночь.

На полу расстелили одеяла и расположились парами.

Все были заняты «мероприятиями» в пределах своей пары, поэтому никого не интересовало, чем занимаются остальные.

Я отвергла несколько возможных вариантов, но не решилась так поздно идти домой и как «бельмо в глазу» просидела целую ночь одна у окна, вызывая у всех присутствующих понятное раздражение, вернее сказать – отвращение.

Теперь, задним числом, думаю: – кому это надо было и кто эти «жертвы» оценил?

Наслаждалась бы как все нормальные люди?

И вторая история под той же рубрикой:

Гуляя по Кобылянской, я всегда с интересом и завистью заглядывала в ресторан, где заманчиво блестело золото, оттеняя бордовый бархат.

Пойти туда без надлежащего кавалера не представлялось возможным по соображениям репутации.

Меценат, который бы меня пригласил, в Черновцах не появлялся.

Каждый вечер из ресторана лилась такая чудная музыка, и в окнах мелькали танцующие счастливцы, а я с подружками гуляла мимо!

И вдруг одна знакомая девушка предложила мне составить компанию и пойти с ней и её другом, у которого есть друг, вчетвером в ресторан.

Нетрудно понять в какое смятение повергло меня такое предложение.

Отказаться я не могла!

Девушка была не самой лучшей репутации (О! Черновицкие репутации!), мужчину я не знала. Но «охота пуще неволи!»

Я хотела в ресторан и боялась, что второй раз меня могут не пригласить, а если пригласят, то неизвестно сколько ждать придётся!

Я не могла ждать.

Борясь со страхом, я согласилась.

Батюшки, какого я увидела мужчину!

Стройный! Бледная кожа, чёрные глаза и чёрные усики!

Чёрный костюм и белая рубашка!

Ни одного лишнего движения, сдержан, обаятелен, внимателен.

Сам Жоржик не шёл с ним ни в какое сравнение!

И всё это мне?!

Можно было помешаться и навсегда остаться в психбольнице в роли пациентки!

Он держал себя так, будто все свои годы (35-40) ждал встречи со мной и, наконец, дождался.

В глазах его были нежность и восхищение, а рука чуть касалась талии.

В оркестре, на возвышении, сидел красавец Томми, бил в барабан и дарил мне (видимо по привычке) томные взгляды.

В общем или всё, или ничего!

Но я, закалённая мечтами о принцах, и где-то там кончиками десятого чувства прекрасно зная, что им никогда не суждено осуществиться, не расплавилась от счастья.

Мне было грустно. Я знала, что всё это небывалое счастье всего на один вечер.

После ресторана Роза (так звали девушку) пригласила нас к себе домой.

Бесчинствующая во мне девственница, тут же попробовала учинить скандал, не позволяя подвергать опасности её неприкосновенность.

Но она мне здорово надоела, лишая всех радостей жизни за её сомнительную ценность.

Поэтому она получила отпор всей силой темперамента, любопытства, страха, желания счастья, наконец!

Я сделала независимое лицо и уверенно пошла, дрожа внутри мелкой дрожью…

Мы пришли к Розе. Дома, конечно, никого не было.

Мы оказались в большой комнате. Света не зажигали.

Роза со своим партнёром расположились на дальней кушетке.

Мы – на широкой тахте в другом конце комнаты.

Тахта застелена. Мы одеты.

Мужчина безупречен, ни одного непристойного движения.

Ого! Тут я узнала, какими могут быть поцелуи!

Со стороны кушетки доносились звуки, значения которых я в ту пору ещё не понимала…

Я млела и теряла чувство реальности.

Чем больше блаженствовало моё тело, тем меньше соображала голова.

Наконец я придушила эту придурковатую девственницу, расслабилась и собралась плыть в неведомую чудесную даль…но она, неизвестно как, вывернулась и шепнула мужчине, что она, видите ли, здесь, т.е. что я (чёрт бы её побрал) девственница.

Мужчина насторожился.

Возможно его обеспокоили проблемы, могущие возникнуть, либо его не воодушевлял антиквариат, а может быть он не чувствовал в себе пыла первооткрывателя, но так или иначе, он не позволил себе вторгнуться в «святая святых» и умерив пыл, загасил, готовый вспыхнуть огонь.

Большая и, наверное, лучшая часть меня безмолвно восставала, но эта зануда – девственница снова вышла победительницей.

Кому это надо было?! Это ж надо, сколько я упустила в жизни хорошего, дожидаясь неизвестно чего. Я – жертва художественной литературы, всё украшающей!

Работа в психбольнице продолжалась.

Пробовала писать стихи. Получались тяжеловесные, будто вырубленные из дерева.

Сотрудничала в местной радиогазете, которая каждую субботу транслировалась по радио.

Мы пытались шутить над той нелёгкой жизнью, которая автономно протекала за высоким забором, отсекающим часть вселенной под названием Черновицкая психоневрологическая больница.

Созданная нами, леденящая душу сказка, пронизанная шипящими, и, повествующая об украденном на кухне мясе, была всей психбольницей признана почти шедевром и привлекла такое внимание к кухне, что красть дальше было бы самоубийством…….учитывая контингент городка.

Пробовала я себя и в роли комедийной актрисы местного значения.