Дора Карельштейн - Дурочка

Сотрудники и больные дружно аплодировали.

Как, впрочем, и всем остальным, пытавшимся отыскать в себе актёра.

Радиогазета, драмкружок, гуляние по Кобылянской, танцы на «седьмом небе», тяжёлая работа медицинской сестры в уникальном заведении, самостоятельная жизнь на 58 рублей у чужих людей.

Мне хотелось большего!

Ночные дежурства были для меня испытанием.

Днём, перед дежурством, я пыталась спать, чтобы быть бодрой ночью.

Но я была бодрой днём, а спать хотела ночью.

Зато целый день после дежурства пропадал безнадёжно, так как, вернувшись, домой, я засыпала тяжёлым беспробудным сном, после чего ночью сна не было ни в одном глазу. Затем цикл повторялся, окончательно сбивая ритм сна.

Мечтала поступить в институт, что было невозможно из-за огромных конкурсов, подвластных разве что папам-миллионерам.

У меня не было ни папы, ни тем более, миллионов.

У меня даже не было аттестата зрелости об окончании 10 классов, т.к. я кончила только семь классов, да мед училище.

Поэтому мечты стать врачом носили отвлечённый характер и могли исполниться с такой же вероятностью, как появление в Черновцах долгожданного принца.

Я снова была не в каюте первого класса, а где-то глубоко в трюме, и предпосылки выбраться наверх были из области фантастики!

К тому же надо было искать новую комнату и уходить с моей тихой улицы.

Дочери моей хозяйки крупно повезло. Ей было двадцать три года, она поехала в командировку в Дрогобыч и встретила там инженера, который захотел жить с ней вместе на официальных условиях, т.е. после посещения Загса.

Комната, которую я занимала, потребовалась для их первого «гнёздышка».

Мне не удалось быстро найти ничего приличного, поэтому я временно поселилась у одних зажиточных граждан, имевших большую квартиру.

Мне поставили «раскладушку» в проходной комнате.

В отдельной – жила другая девушка.

За неё платили родители, жившие в другом городе.

Девушка ничем не выделялась.

Но между нами была огромная разница!

Она имела родителей, которые о ней заботились и жениха, который её любил.

В моих глазах она была принцессой, а он – принцем.

Хозяева готовили для неё по утрам манную кашу!

Манная каша по утрам казалась мне верхом изысканности.

После завтрака за ней приходил жених и галантно уводил её.

Всё это представлялось мне недостижимой сказкой из необыкновенной жизни.

Все были озабочены предстоящей свадьбой, и вся жизнь вертелась вокруг ничем неприметной принцессы.

А я прозябала (в буквальном и переносном смысле) на раскладушке в проходной комнате, где днём и ночью кто-нибудь проходил, и мне не удавалось отдохнуть ни до, ни после моих ночных дежурств.

К счастью это длилось недолго.

Вскоре из ссылки освободились мама с Броничкой и приехали ко мне. Мы занялись поисками жилья.

Снять квартиру на троих было трудно, однако и нам крупно «повезло».

Прямо за больничным забором жил местный говночист.

Это не шуточки. Он действительно занимался этим делом, поэтому ходил грязный, замызганный, придурковатый и затюканный.

Чтобы представить себе портрет Томюка, из всех пяти чувств прежде всего потребуется обоняние, т.к. его профессия определялась по запаху задолго до того как он приближался настолько близко, чтобы его можно было лицезреть, используя орган зрения.

Ещё позже требовался орган слуха, чтобы уловить нечленораздельные звуки, должные изображать речь.

Образ нашего хозяина как-то рассеивался и не оставлял ничего, кроме запаха и невнятного бормотания.

Тем не менее, он имел жену, которая выглядела вполне нормально, но Томюка за человека не считала. Как впоследствии оказалось, очень и очень напрасно!

У данных родителей рос наследник, внешне похожий на папу (кроме запаха) и обладавший двумя специальными чертами характера: он был хитрый и тупой одновременно.

Когда на жизненном пути приходится некоторое время двигаться в обществе такого типчика, это нельзя назвать подарком судьбы.

Но если к тому же, он является хозяйским сыном, и приходится в некоторой степени быть от него зависимым, то это уже можно называть трагедией!

Мне несколько раз в жизни довелось быть в подобной ситуации, и каждый раз меня убивало ощущение собственного бессилия и необходимость скрывать свои истинные чувства.

Наследный сын ассенизатора доставил нам немало огорчений, совершая опустошительные набеги на нашу половину.

Одна из странностей этой интересной семейки, заключалась в том, что, при всей их несуразности, они построили отличный добротный дом, состоящий из двух половин с отдельным входом каждая.

Дом был добросовестно и аккуратно отделан, имел отличный дворик, где росли цветы, одним словом, дом был намного лучше тех, кто его построил!

Мы снимали половину дома, жили автономно и всё было хорошо, не считая периодических происков Томюка младшего, которому, как любому дураку – «закон не писан»!

Но и здесь мы прожили недолго.

«Счастье» кончилось неожиданно.

Жена Томюка (Томючка) любила деньги.

Поэтому, когда однажды явилась молодая красивая женщина и попросила пустить её на квартиру, Томючка без колебаний предложила ей комнату на своей половине.

Яркая брюнетка тридцати лет с цыганской внешностью и хорошей фигурой была эффектна и привлекательна.

Никакая фантазия не могла бы соединить вонючего Томюка, при его-то «красноречии», с ослепительной брюнеткой.

Никак нельзя было предположить, что такая женщина может польститься на, профессионально дурно пахнущего героя.

Ещё более невероятным казалось, что этот недотёпа может стать чьим-то любовником.

Хотя дом-то он отгрохал что надо! Да и происхождение сыночка не вызывало сомнений!

Мужчины! Стройте недвижимость, и вас полюбит любая красотка.

Но не обольщайтесь!

Вы можете ничего не иметь под шляпой, однако, ваши брюки!

Они должны иметь карманы, полные денег…. и ещё кое-что.

Жена нашего героя была беспечна, самонадеянна и не дооценивала своё сокровище.

Время шло.

Незаметно было, чтобы наш трех семейный домик сотрясали какие-либо любовные страсти. Всё было тихо, благопристойно и обыденно.

Правда брюнетка любила ярко накрасить губы, снять с себя почти всё и загорать во дворике. Ну и что? Мне нравилось.

Зрелище было весьма и весьма волнительное.

Моя мама загадочно усмехалась и обещала, что скоро будет весело.

Я в ответ открыто смеялась над мамой и говорила, что она становится подозрительной выдумщицей как бабушки на лавочках.

Но вскоре грянул гром!

Хозяйка обнаружила, что брюнетка беременна и «подняла вопрос».

Брюнетка широко открывала глаза, лениво потягивалась и с украинским акцентом, недоуменно спрашивала, (великолепно изображая невинность): «Хозяин, а, хозяин, я с Вами шось маю?»