Александр Ермак - Накафельные рисунки

– Правой бей, правой!

В комнату заходит его прежний начальник:

– Ничего Бирюков. До свадьбы доживет…

И выходит из-за спины начальника Дуся в халатике, подает наследственному почтальону чашку чая с вишневым вареньем. Напившись и утерев пот со лба, встает Бирюков на костыли и они с Дусей идут на улицу. А погода установилась разгуляй – солнце, чистое небо, мягкий, вышибающий блаженную слезу ветерок. Они садятся на лавочке. Бирюков смотрит на рвущуюся лавину. Находит потайную кнопку. И нажимает. А ее заело. И он продолжает жать, жать. Жмет до тех пор, пока не зазвонит будильник…

Теперь Бирюков уже не стремился встать, как раньше, побыстрее. Он долго лежал, глядя в белый потолок. Потом, когда стрелка на циферблате не оставляла ему ни одной лишней минуты, осторожно вставал с правой. Со вздохом обходил покрывшуюся пылью гирю. Плескал в лицо пригорошню воды, жевал что-то на кухне, не чувствуя вкуса. И полуспящим, полуголодным получеловеком тащился на службу. Не забывая, впрочем, смотреть себе под ноги.

Он похудел и помрачнел. Как-то постепенно со чтения увеселительной литературы перешел-таки на медицинские издания. Прежде, чем разнести их в ящики докторов, тщательно штудировал дома. И теперь очень хорошо представлял себе строение ноги, типы различных переломов, а также сопутствующие разрушения мышечной ткани и кожного покрова. Разбирался Бирюков и в различных технологиях восстановления. Знал виды возникающих осложнений и пути борьбы с ними.

Как-то сама по себе на тумбочке у его кровати собралась коллекция необходимых при переломах лекарств. Заметив ее Бирюков махнул рукой и купил костыли, к которым уже давно привык во сне. Приготовил и специальную проволочку, чтобы чесать кожу под гипсом.

Но время шло, а с ним ничего не случалось. Правая, как ни в чем не бывало, вела за собой по маршруту левую. Без поломок, без вывихов, даже без растяжения связок. Грех на нее было жаловаться. Но Бирюков продолжал упорно следить за ней: «Вот сейчас ее потянет на гололеде в бок…, нет, вон та женщина на углу нечайно толкнет меня… Как она похожа на Дусю. Да это же она…»

Не отдавая себе отчета, забыв, где у него левая, а где правая, Бирюков метнулся в сторону. Через кусты рванул на другую улицу. Выскочил на асфальт. С диким визгом тормознул возле него грузовик. Шофер проорал:

– Охренел совсем. Под колеса бросаешься.

Но Бирюков, не слушая его, побрел по проезжей части.

– Пьяный…, сумасшедший, – из проносившихся мимо машин долетало до него. Но не доходило. Он был занят своей мыслью и уверенно шел домой по самому кратчайшему пути.

Войдя в комнату Бирюков прямо прошагал к наследственному пуфик. Положил на него правую и, подбросив в верх двухпудовую гирю, закрыл глаза.

Боль долбанула Бирюкова по самое темечко. Но он не потерял сознания. Лишь закричал. С чувством огромного облегчения.

На углу невдалеке от нашего дома я увидел объявление:

“Сегодня по адресу Филипукиса 8, кв. 34 в 20 00состоится драма семьи из трех человек со скандалом, переходом на повышенные тона, пощечинами, истерикой, битьем посуды и перетягиванием ребенка…”

Подумал: “Надо же люди уже на дому постановки устраивают, скоро ни в какой театр ходить не надо. Будет тебе с доставкой прямо по твоему адресу…”

Так, оно и было. У подъезда я увидел точную копию первого объявления и осознал, что драма состоится именно в нашем доме. Проходя мимо тридцать четвертой квартиры я остановился. Прислушался.

Из-за двери доносились звуки, указывающие на распилку дров. “Мебель делят”, – догадался я и решил глянуть одним глазком. Надавил на дверь. Она распахнулась.

На пороге возник невиданный мною ранее субчик в костюме то ли швейцара, то ли антрепренера. Он прижал палец к губам:

– Тс-с… Что вам угодно?

– Э…, – не сразу нашелся я, – объявление… Драма…

– Извините, – покачал головой субчик, – вы опоздали к началу…

– И…?

– Извините, – субчик тихо закрыл дверь перед моим носом.

“Не сильно и хотелось”, – подумал я и пошел себе по лестнице дальше.

Прошло несколько дней и я уже стал забывать о странной постановке, когда в один из вечеров, возвращаясь домой на том же углу увидел новое объявление:

“Сегодня по адресу Филипукиса 8, кв. 37 в 20 00состоится комедия в лицах нагрянувших из деревни родственников с живым гусем, цельным окороком, песнями и плясками, вечерним показом туалетов и утренней головной болью…”

Проходя мимо тридцать седьмой я остановился. Прислушался.

Неожиданно раздался взрыв хохота. Мне показалось, что даже пол под ногами задрожал. И я, не сдержав любопытства, надавил на дверь.

Она распахнулась, и на пороге возник уже знакомый субчик. Как и прошлый раз, он прижал палец к губам:

– Тс-с… Что вам угодно?

Я точно сформулировал:

– Пришел по объявлению на комедию…

– Извините, – покачал головой субчик, – все билеты на сегодня проданы…

– И…?

– Извините, – он тихо закрыл дверь перед моим носом.

“Обойдусь”, – подумал я и пошел себе по лестнице дальше.

Несколько дней я ждал, что на углу появится новое объявление. И в один из вечеров увидел его:

“Сегодня по адресу Филипукиса 8, кв. 41 в 20 00состоится трагедия еще молодого человека со сжиганием фотографий, распитием бутылки водки, выходом на балкон и попыткой самоубийства…”

Войдя в подъезд я начал соображать: сорок первая квартира – это ниже или выше моей. И вздрогнул: сорок первая – это была моя…

Где-то в средине семестра наш профессор объявил:

– Вы изучили анатомию и теперь без труда сможете нарисовать оболочку человека. Однако наполнить ее жизнью вам пока не по силам. Чтобы вдохнуть в изображение душу, надо суметь ухватить суть конкретного характера, индивидуальность. И именно этому мы будем учиться далее, рисуя наших профессиональных натурщиков и натурщиц. Все они люди разные: и по возрасту, и по характеру, и по уму. Постарайтесь найти в каждом из них главное, изобразить на бумаге так, чтобы это главное проступало, было понятным…

Мы с удовольствием принялись за работу с натурщиками. Набрасывали женщин и мужчин. Отдельно и вместе. Обнаженными и одетыми. Стоящими и лежащими.

Постепенно что-то начало получаться. Но только что-то. Для поиска, вдумчивой работы нам не хватало времени, которое оплачивала натурщикам школа. И тогда мы с ребятами начали рисовать друг друга. Увы, такие уроки быстро перерастали в баловство, и потому толку от них было мало.

Размышляя о хорошей натуре, я решил попробовать рисовать людей в городском парке. Подумал, что заодно может и заработаю что-нибудь между делом. Студенту ведь лишняя копейка не помешает. Однако, из этой затеи также ничего путного не вышло. Те прогуливающиеся, что были мне интересны, позировать не хотели даже и бесплатно. Те же, что соглашались и давали деньги за работу, оказывались людьми скучными. На их лицах была одна и та же гримаса примитивной самовлюбленности. Она мне удавалась без труда и быстро надоела до чертиков.