Александр Ермак - Накафельные рисунки

Женщина присела на скамейку со своей стороны сетки. Раскрыла принесенный солнечный зонт.

Я подумал, что под видом вопросов о картинах, она попытается узнать о приходящем художнике побольше. Скрывать мне собственно было нечего, и потому приготовился отвечать прямо и быстро.

Однако ее, похоже, совершенно не интересовала моя биография. Женщина больше спрашивала о современных модных течениях, о стоимости картин, о художниках, с которыми я знаком, о моих однокурсниках и преподавателях. Слушала очень внимательно.

В конце своей лекции я так и сказал ей об этом:

– Вижу, что вам рисование действительно интересно и близко…

– Да, благодаря моей матери…

– Она была связана с искусством? – спросил я из вежливости.

– Нет. Но она привила мне любовь к красивым вещам и людям… Я столькому у нее научилась. Научилась, в том числе, жить красиво, не имея наследства или теплого местечка в большой компании. Мама всегда говорила: «Чтобы жить красиво, не обязательно тратить много сил и денег. Достаточно иметь голову…»

Она замолчала. Чтобы поддержать разговор, я посетовал:

– У меня вроде и голова на месте, но красивой жизни, увы…

– Разумеется, имеющейся головой нужно с умом распорядиться, – то ли улыбнулась, то ли облизнулась она. – А это уже – искусство…

Женщина просто преображалась у меня на глазах. Расслабленная спина ее выпрямилась. Спокойное лицо напряглось. В зеленых глазах зажегся холодный огонек:

– Ну, как, казалось бы, жить красиво мне – рядовому референту муниципального бюро? Не бог весть какая должность. Можно просидеть до конца дней своих на хлебе и воде, света белого не видя. Но, – она гордо, как-то по-змеиному повернула голову, – я живу так, что кому-то и не снилось. Практически ни в чем себе не отказываю. Многим о такой жизни только мечтать…

– И как вам это удается? – вновь подбодрил я ее.

Она вздохнула:

– Да, не все не понимают… Потому и живут абы как. А я из ста процентов возможности делаю двести, триста, пятьсот процентов…

– Как это?

Женщина повела плечами:

– На работе мне оплачивают полную медицинскую страховку – раз. Дают небольшую зарплату – два. При этом я на своем рабочем месте абсолютно ничего не делаю – три. Могу свободно отлучаться, когда мне нужно – четыре. Пользуюсь служебным телефоном, сколько захочу – пять. То есть, получаю гораздо больше, чем отдаю. Понимаете?

Я кивнул, и она продолжила:

– Но это не все. Такая работа мне позволяет быть в курсе того, что у нас в городе происходит: где, когда и какие события намечаются. В смысле – презентации, показы, вечеринки…

Женщина качнулась всем телом:

– До обеда я прозваниваю соответствующие точки, уточняю детали. И после обеда – вперед туда, где проводят интересные в материальном плане мероприятия. Магазины, торговые центры, бутики, кафе, рестораны… Все они время от времени устраивают маленькие праздники жизни, раздавая бесплатно всякие вещички, продукты. Где-то тебе мыло подарят, где-то кусок сыра. Там – платочки, здесь – колготки… Смешно смотреть, как теряется большинство посетителей. Если они дегустируют продукты, то пытаются как можно больше съесть, запихать в себя. Если получают в подарок одну вещь, то пожирают глазами все оставшиеся. Им и невдомек, что значительную часть показанного можно действительно унести с собой…

– Действительно?

Мой интерес ей определенно пришелся по вкусу. Она быстро крутнула головой, откинулась на спинку стула:

– Действительно… Но получить больше, чем предусмотрено организаторами, может только профессионал. Только тот, кто искушен во всех тонкостях… Профессионал за день обходит три-четыре лучших точки, действует быстро и эффективно. К месту демонстрации образцов или раздачи подарков он ведь подойдет не один раз. И не с пустыми руками: у меня и у моих коллег есть специальные сумки и сумочки, пакеты, особенные карманы, в которые можно класть подарки так, что их не будет видно. Я например, за один раз могу запросто унести несколько бутылок вина, десяток банок консервов, несколько мягких вещей, кучу коробочек всех размеров и дюжину бутербродов в придачу. Никто и не заметит. Каково, а?

– Да…, – выказывая восхищение, покачал я головой.

– Не поверите, – она просто впилась в меня взглядом, – но у меня ни в гардеробе, ни в холодильнике нет ни одной купленной вещи. Это правда. Этого нелегко добиться, но у меня получилось. Меня уважают самые искушенные коллеги. Некоторые, правда, завидуют. Сплетничают. Но в целом все признают мои достижения в нашем искусстве. Я ведь могу достать такие вещи или продукты, какие никому из наших заполучить не под силу. Шелковое белье, сапоги на меху, икра, шампанское…

– Как вам это удается?

– Секрет фирмы, юноша… Тс-ссс, – женщина довольно приложила палец к губам, замолчала, вспоминая, видимо, что-то приятное.

Воспользовавшись паузой, я потянулся было к карандашам, но она тут же глянула на часы:

– Сколько времени? Увы, увы. Мне, к сожалению, пора…

– Но…

– Может быть, завтра, – сложила она зонт, и, не прищуриваясь, глянула на солнце, – Вы же будете здесь завтра?…

– Буду, – вздохнул я.

– Вот и прекрасно. Значит, до завтра…

Она встала. Прощально махнула рукой. Качнулась было в сторону корпуса, но потом обернулась и, как бы сомневаясь, спросила:

– Нет ли у вас пары сигарет? Мои, к сожалению, стащил кто-то из больных. А сегодня мне взять уже неоткуда…

– Вот, пожалуйста…

– Благодарю вас, – достала она несколько сигарет из протянутой за сетку пачки.

Я предвосхитил ее ответное движение:

– Берите все. Я ведь могу купить, когда выйду отсюда…

– Мне неудобно.

– Ну что вы…

Маленький язычок, выскочивший на мгновение из-за ее губ, быстро лизнул их. Они тут же сжались, как будто женщина решалась на что-то, потом медленно расслабились:

– Я бы никогда не взяла эти сигареты, если бы не знала вас. Но после нашего разговора вы мне кажетесь вполне приличным молодым человеком…

Точным, поглаживающим движением она положила мою пачку в карман. Скользящим шагом унесла гибкое тело.

Я смотрел ей вслед и пытался вспомнить. Никогда не видел ее курящей. И сигаретами от нее не пахло. Только теми дорогими духами…

Мы встретились назавтра. И еще через день. И еще. Я уже понял, что мне не добиться позирования. Однако надеялся нарисовать женщину потом, по памяти. И потому, не взирая на все более утомляющую меня жару, приходил, следил за ее мимикой, пытался зафиксировать в голове жесты лощеных рук, изгибы длинной шеи, покачивания гуттаперчевого тела.

У меня получалось изображать из себя внимательного слушателя – женщина говорила, не умолкая. Интересно, что, увлекаясь, она совершенно переставала обращать внимание на солнце. Могла забыть о зонте и сидеть прямо под жгучими лучами. При этом ни на лице, ни на открытых частях ее шеи, рук не выступало и капли пота. От этой женщины как будто даже веяло прохладой.