Владислав Дорофеев - Выкидыш

Именно в Германии, и именно теперь, я очень сильно почувствовал, что передел планеты никак не завершился, и никакая нация, никакой народ никогда не откажется от возможности прирастить территорию. Никакой и никогда. Земля, конечно, общая, но вот, например, конкретная земля, вот, например, побережье Северного моря, где мы побывали в прошлом месяце, как раз до венчания, принадлежит немцам уже на протяжении столетий. И эта часть Земли – немецкая, а не общая. Немецкий собственнический инстинкт категоричен. В России русская собственность на землю чувствуется не столь остро. Что не меняет смысла.

То есть мир – временная мера, скорее недоразумение. Как, например, искусственное, напускное, внешнее миролюбие немцев, да и практически любого другого народа, по отношению к любому другому народу. Это как миролюбие тигра в клетке. Немцы, в частности, – воинственный, жадный, злой и эгоистичный народ, не знающий жалости и милосердия.

Главное отличие немца от русского – немецкая ясность и осознание своего места в жизни. Немцы в массе более самодостаточны и независимы, нежели русские, жизнь у немца личная и общественная системнее, в жизни больше ясности и определенности. Средний немец яснее и точнее русского понимает, что он хочет и может делать, что ему должно хотеть и мочь, что он может и хочет иметь. В уличной толпе гораздо больше независимых лиц. Хотя и гораздо меньше красивых женщин. Настолько мало, что я вынужден повториться. Увы! За независимость и системность платят. И не только красотой, но и жестокостью внутренней. Даже, я бы сказал, немцы – жестокая нация. Отсюда и ужасающая сентиментальность в массе. И улыбчивость, и вежливость, и радушие – укрывают массовую и всеохватывающую жестокость. Переходящую в одинокость.

Видимо, прав был Николай Бердяев, когда писал в книге «Судьба России» (гл. «Религия германизма» ), признаваясь одновременно в любви и ненависти к немцам: « Германский народ – замечательный народ, могущественный народ, но народ, лишенный всякого обаяния… И нужно сказать, что трагедия германизма есть, прежде всего, трагедия избыточной воли, слишком притязательной, слишком напряженной, ничего не признающей вне себя, слишком исключительно мужественной, трагедия внутренней безбрачности германского духа. Это трагедия, противоположная трагедии русской души.»

Мы зависим друг от друга, немцы и русские. Они нам дали целую царскую династию, обогатив Россию и Романовых немецкими породистыми женщинами. Сейчас они нам подарили патриарха, который как раз во время пришел, чтобы приумножить Русскую православную церковь, именно немец, поскольку его задача – из области крупных форм, общей гармонии. Мы не останемся в долгу. Знаю. Россия много даст Германии. Дала, например, единство нации, согласившись с объединением, точнее, присоединением 3 октября 1990 года ГДР к ФРГ. Но, возможно, Германии предстоит еще раз разделиться, затем чтобы в третий! раз воссоединиться.

Немцы – хорошо чувствуют и видят большие формы, хорошо понимают равновесие системы, общества, народа, а русский человек видит деталь, предмет, человека.

Вместе с тем, как мы похожи.

Как и Россия, Германия невыносимо провинциальна. Русский свою провинциальность покрывает страстью, которая, не зная середины, то ведет к абсолютной ненависти, то к совершенной любви. Немец свою провинциальность скрывает за агрессивностью и жесткостью, оставаясь всегда посередине.

В своей провинциальности среднестатистический немец значительно более зол и жесток, в принципе, и вместе боязливее, трясясь о своем положении и заработке, защищая положение и благополучие, то есть свой статус, имя и себя, ибо он, как таковой, существует в этом большом мире, только как неотъемлемая часть маленького провинциального мирка, в котором ему место, его достижениям и его жизни, кроме которых у него ничего больше нет.

Очень тонка пленка внешней благопристойности и добросердечия, при малейшем нарушении незримого, не сформулированного общественного соглашения о соблюдении закона и общественного порядка, немец превращается в часть этого самого закона, и готов растерзать нарушителя порядка и закона общего для всех.

Каждый член немецкого общества встроен в свою ячейку и не может из нее выползти, нарушающий границы и образ, не то чтобы достоин осуждения, он просто отторгается, он делается чужаком, оказывается на окраине общества, члены которого, как муравьи, все набрасываются на него, не договариваясь отдельно, отторгая, окружая стеной непонимания и враждебности.

Немец даже добро делает осознанно, понимая и принимая решение сделать добро. Таким образом, делая добро для себя, для подтверждения своей добропорядочности и благополучия социального. Помогая инвалиду, нищему и сирому, немец помогает прежде себе, поднимая себя самого в собственных глазах и значении, и общественном статусе.

К тому же это и часть общественного негласного договора, общего порядка, участник которого должен соответствовать определенным параметрам. Это и есть национальное немецкое ханжество. Собственно, это и есть новозаветное фарисейство. Что, судя по всему, свойственно западному образу жизни. В принципе, это не плохо. Потому что благотворительность от русского сердца, замечательна, но не постоянна, ибо импульсивна, страстна.

Немецкое общество похоже на муравьиный дом, в котором каждый муравей знает свое дело, ради этого дела рождается, и с этим делом умирает, и ему никогда не позволительно выйти на рамки общепринятого представления об этих правилах и функциях, которые должен выполнять и которым обязан следовать немец.

Немцы. Господь их благополучно забыл. Они копошатся в своем комфорте, и думать забыли об откровении божественном. Их идолы – деньги, успех, карьера, достаток. Они не нуждаются в Боге. И это еще не самое страшное. Страшно будет, когда Господь перестанет нуждаться в немцах.

Немцы могут вовсе не думать о Боге, и им ничего. С них спрос, как с маленьких детей. Никакой.

Только теперь Германия заканчивается для меня. И только так. Германия – это alter ego России. И наоборот. Германия – это страна российских сказок. И наоборот. Германия – это реальность, если Россия – это мистика. И наоборот. Германия удручает, когда Россия радует. И наоборот. Германия – завтра, когда Россия – сегодня. И наоборот.

Я испытываю к Германии ненависть и благодарность одновременно. Ненависть и благодарность – во временном смысле горизонтальны, не вертикальны. Точнее (!): временная (ударение – на третий слог) природа ненависти и благодарности – горизонтальна, не вертикальна.

Германия в моём сердце! Перед отъездом домой в Россию, в последнее германское мое утро, зазвонили все немецкие колокола, побеждая сатанизм. Заканчивалась церковная служба. Германия прощалась со мной и с каждым из нас. Прощалась, чтобы остаться с нами навсегда!