Александр Новиков - Остров

В голове и в душе Михаила Андреевича боролись офицер ВДВ и священнослужитель.

Профессиональный диверсант шептал: валить всех.

Священнослужитель возражал: невозможно!

А налетчик Панкрат в этот момент решил, что надо действовать. А не то заявится еще какая-то зондерко-манда. Тогда – кранты.

Валить! – убеждал диверсант.

Священник противился: это люди. Заблудшие люди, живущие в неведении.

Панкрат передернул затвор. И чуткое ухо диверсанта уловило лязг затвора. И это разрешило спор.

Старший лейтенант Блинов еще только кричал что-то предупреждающее, а Мастер уже работал. Он сделал стремительный шаг влево-назад – так, чтобы за спиной оказалась стена – и резко присел. Из-за шкафа вынырнул человек с вытянутым, узким и хищным лицом. В руках – ружье. Он был справа от Мастера, в неудобной, не простреливаемой зоне, и у Мастера практически не было шансов достать его. Мастер упал на пол, крутанулся. Опережая его, выстрелил через окно Блинов. Картечь густо издырявила угол шкафа, зацепила плечо и руку Панкрата. Он вскрикнул, выронил карабин. ТОЗ ударился об пол, грохнул выстрел. Сноп крупной дроби ударил в печь, сорвал с нее штукатурку, обнажив темно-красный кирпич.

В комнате вдруг погас свет – видимо, кто-то из блатных разбил лампочку. Тотчас же нетрезвый голос заорал:

– Режь их!

Стало почти темно, только экран телевизора давал немного неровного, мерцающего света. Зэки кричали, тени метались, и кто-то начал стрелять из-под стола. Рядом с головой Мастера в стену ударила пуля. Он подумал: ну что ж. Видит Бог, я этого не хотел. Он дал очередь.

Все продолжалось считанные секунды, хотя в процессе казалось – долго. Так всегда кажется.

Еще кто-то хрипел, но Мастер интуитивно понял: кончилось. Он громко – от стрельбы заложило в ушах – спросил:

– Глеб, ты живой там?

– Чего со мной сделается? Как ты, командир?

– И я живой.

Телевизор, как ни странно, работал, и в его отсветах было видно, как дергается на полу окровавленный человек.

Несколько секунд Мастер рассматривал «поле боя», потом включил фонарик. Пол был усыпан битым стеклом и гильзами. И, разумеется, телами. Мастер пересчитал бандитов – десять. Похоже, одного не хватает. Мастер догадался, кого именно. Он поднялся, хрустя стеклом подошел к шкафу. Постучал по расщепленной боковой плите, сказал: «Вылезай».

Панкрат молчал. Мастер повторил: «Лучше вылезай сам».

Через несколько секунд Панкрат вышел. Мастер навел на него фонарик. Увидел, что рука висит плетью.

– Начальник, – сказал Панкрат. – Отпусти, начальник.

– С какого перепугу отпускать мне тебя?

– Эх, начальник! Я ведь запросто мог тебя завалить – я ж тебя на мушке держал. Да пожалел. Не стал жизни лишать, детей сиротить. А ты меня что – к стенке? Справедливо разве?

Глеб сказал:

– Обычные блатные разводки, командир. Я такое уже проходил. Гаси его.

Панкрат повернулся к окну, метнул взгляд – злобный.

Мастер не знал, как поступить. Он позвал: «Хозяин!..» Никто не ответил. Мастер положил фонарик на стол – так, чтобы Панкрат был в луче света, бросил Глебу: «Присмотри тут», – и вышел. Как только он перешагнул порог, грохнул выстрел. Мастер стремительно обернулся. Панкрат сползал по стене, оставляя на обоях широкий красный след. Мастер посмотрел на Глеба. Блинов произнес: «Поверь мне, командир, – так надо.» Мастер ничего не ответил и вышел.

Громов, его жена и дочь сидели на диване, прижавшись друг к другу. На женщинах были надеты тельняшки. Непроизвольно все трое жались друг к другу. Когда вошел Мастер, они замерли. Мастер сказал:

– Не бойтесь ничего. Все самое страшное – позади. Но мне, хозяин, нужна ваша помощь. На минуточку?

Громов неуверенно поднялся. Его жена всхлипнула, дочь прикусила губу. Мастер повторил:

– Ничего не бойтесь. Эти. люди ничего вам не сделают.

Прошли в большую комнату. Хозяин увидел «натюрморт» и закаменел. В разбитое окно влетал ветерок, шевелил занавеску. Несколько секунд Громов молчал, потом схватил фонарик. Луч света скакал по трупам. Хриплым голосом хозяин спросил:

– Кулак. Кулак где?

– Что – кулак? – не понял Мастер. Громов не ответил, он оттеснил Мастера и бросился вперед, нырнул под стол, под пробитую пулями, прожженную пороховыми газами скатерть.

Валерий Громов прополз на коленях и отшвырнул в сторону труп. Открылся еще один труп. Громов зарычал и вцепился в него. Потом начал бить по голове кулаками. Потом схватил с пола «розочку» и воткнул ее в спину трупа. И тогда «труп» закричал:

– Валера! Да я же ничего худого не хотел! Услышав голос «мертвеца», Громов замер, а Кулак начал канючить:

– Валера! Да ты чего? Что ж ты думаешь – я не человек? Ты думаешь – всерьез это? Что я бы разрешил этим козлам девочку или беременную.

Громов сидел на полу и смотрел на Кулака. А потом зарычал и начал наносить удар за ударом. Он совершенно не контролировал себя. Из горла его рвался хрип, и сквозь этот хрип с трудом можно было разобрать слова: «Двойной тягой. двойной тягой.»

Мастер с огромным трудом оттащил Громова от Кулака. Почти силой заставил его выпить полстакана водки, сунул в рот прикуренную сигарету.

Спустя минуту к дому подошли ветеринар и Павел. Мастер довольно грубо произнес:

– Вас прикрывать оставили. Кто отменил задачу?

– Мы подумали: стрельба. потом свет погас. Мы подумали: может, вас уже того.

Мастер ничего на это не сказал.

Кулак почувствовал в Мастере старшего, высунулся из-под стола, заныл:

– Гражданин начальник, отпустите. ничего худого. Мастер направил свет фонаря на Кулака и рассмотрел

то, чего не увидел раньше. Он подошел, рванул ворот рубашки Кулака. И тут все увидели наколку. По шее была отбита пунктирная линия, сбоку от нее выколоты маленькие ножницы и надпись: «линия отреза» – обычно такой рисунок наносят на продуктовой упаковке. Мастер сказал:

– Предусмотрительно. Вот только гильотины у меня, уж извини, нет… Посему заменим на банальный расстрел.

Кулак задрожал.

По всей стране выходили на свободу амнистированные зэки. В считанные дни на просторах РФ появились сотни новых банд. Большая часть этих банд распадалась сама собой после нескольких дней сладкой вольной жизни. Зато другая часть – меньшая, ощутив вкус крови и безнаказанность, загуляла люто. Вооружались, резали полицаев, захватывали целые поселки. Кровь текла, как самогон. Жизнь человеческая и раньше-то стоила пятачок за пучок, а теперь цена ей стала и вовсе грош. Иногда банды объединялись, сбивались в стаи. Случалось, в большие, до сотни человек. Тогда брали под себя целые уезды.

Прогноз Сластенова, что, мол, не страшно, уровень, мол, преступности и так уже настолько высок, что некоторого увеличения никто и не заметит, не оправдался.