Юрий Козлов - Изобретение велосипеда

В семнадцать лет, выходя на Невский, Гектор здоровался со многими людьми, как из центра, так и из окрестных дворов. Люди из центра говорили о поп-музыке, о женитьбах и разводах великих музыкантов, о длине их волос, напевали вполголоса различные мелодии, смотрели с интересом на финские автобусы, величественно проплывающие мимо. Люди же из окрестных дворов предпочитали слушать Окуджаву, говорили больше о ночных уличных битвах, о новых приключенческих фильмах, об армии, которая вот-вот грядёт повесткой, и тогда — прощай, мама!

Почти невозможно было знакомиться с девушками в окрестных дворах, но легко и просто можно было знакомиться с ними в центре. Некоторые девушки даже звонили Гектору домой, но разговоры получались бессодержательными, потому что девушки помалкивали, а Гектор не знал, что им сказать. Особенно, когда поблизости находились родители.

Первого мая родители собирались в Ригу к знакомым, и Гектор оставался один.

Ему и раньше случалось оставаться одному, но тогда дело ограничивалось танцами до упаду, музыкой на полную мощность, робкими поцелуями в прихожей. В десять часов все разбегались…

Скалился со шкафа череп. Гектор шёл на кухню мыть посуду.

…Новую знакомую Гектора звали Оля. Он познакомился с ней две недели назад в центре. Гуляя но Невскому, Гектор постоянно видел Олю около метро «Гостиный двор», и они задумчиво смотрели друг на друга сквозь начинающие зеленеть деревья, сквозь толпы идущих вдоль витрин Гостиного двора людей. Если Оля была не одна, Гектор к ней не приближался. Он шёл мимо, в спину дул ветер, и Гектору казалось, что Оля нежно смотрит ему вслед и светлые волосы её безумствуют на ветру.

Была Оля но крайней мере лет на пять старше Гектора…

Последний раз он встретил её на танцах в Институте связи имени Бонч-Бруевича. Оля стояла у входа на каменных ступеньках в толпе жаждущих попасть. Гектор вывел её из толпы и затащил в здание института через окно на первом этаже во дворе.

— Какой, однако, ловкий! — сказала Оля. — Учишься, что ли, здесь?

— Я учусь не здесь, — ответил Гектор. Держась за руки, они шли с Олей по темнеющему коридору, и её рука дрожала в его руке, как пойманная рыба, и сердце у Гектора билось часто-часто, а впереди, в проёме, уже полыхал вовсю свет и раздавался топот ног. Оля и Гектор оказались в зале с колоннами, где играла группа под названием «Белые ночи», а народ плясал и размахивал руками.

Оля внимательно смотрела по сторонам, и Гектору не нравилась эта её внимательность.

— Я сейчас уйду… — тихо сказал Гектор.

— Что? Зачем? — спросила Оля. — Тебе не нравится, как они играют?

— Мне нравишься ты, — сказал Гектор. — Но мня не нравится, как ты смотришь по сторонам…

— Вольному воля, — усмехнулась Оля.

— Иначе, — сказал Гектор.

— Что иначе?

— Вольному — Оля…

— Куда ты так спешишь?

— Сейчас тебя, наверное, пригласят…

Оля посмотрела на него с любопытством.

— Сколько тебе лет?

— Скажи мне, сколько тебе лет, и я скажу тебе, кто ты… — засмеялся Гектор. — Приходи ко мне первого мая… Я тебе всё расскажу… — Гектор взял её за руку.

Оля подошла так близко, что в её глазах Гектор увидел себя — перевёрнутого и уменьшенного в тысячу раз.

— Первого мая… — вздохнула Оля. — До первого мая ещё надо дожить… Но я тебе позвоню…

— Пока! — Гектор повернулся и, задевая танцующих, пошёл к выходу.

На улице было необыкновенно тепло, звёзды мерцали, но Гектор почему-то дрожал…

Преподавательница английского языка Валентина Дмитриевна Ильюшина рассказывала про жизнь и творчество Джорджа Гордона Байрона. Солнце светило в окна класса, и лица учеников казались одухотворёнными. Валентина Дмитриевна любила английский язык, любила английскую литературу, любила английских поэтов, а Байрона в особенности, любила она всю свою группу и каждого ученика в отдельности, поэтому она была такая сияющая, такая счастливая, что на уроках её все сидели тихо и не разговаривали…

Байрон в Англии, Байрон в Турции, Байрон в Испании, Байрон в Греции… Там похоронены лёгкие Байрона… Как похоронены? А где же сам Байрон? Ах, увезли… На телеге, тогда железных дорог в Греции не было, везли накрытое попоной тело Джорджа Гордона. По горам, козьими тропами везли тело Байрона греки в коротких штанах и с длинными ружьями за плечами. Текли слёзы по загорелым бородатым лицам… Ах, Байрон, Байрон, зачем ты бросил родную холмистую Англию, зачем оставил свою жену «Принцессу параллелограммов», зачем скакал на хромой ноге по белу свету, на что сдались тебе все эти турчанки, испанки, гречанки, француженки, итальянки, албанки? Зачем написал ты столько стихов и поэм? Зачем писал ты их днём и ночью, на земле и на море, при солнечном свете и при лунном, даже на кораблях писал при сильнейшей бортовой качке, когда дыбились волны и свеча но хотела гореть, и все корабельные доски протяжно плакали… Почему десятиклассник Гектор Садофьев должен сидеть на уроке английской литературы и, открыв рот, слушать твою биографию? Может, он хочет, чтобы у него была такая же биография… Может, он уже придумал себе в сто раз более интересную биографию, чем у тебя, Байрон… И ему скучно, скучно…

Ах, Байрон, Байрон…

«Тоска какая», — написал записку Гектор и передал её Косте Благовещенскому. Костя сидел рядом и слушал Валентину Дмитриевну в отличие от Гектора внимательно.

«Байрон не тоска!» — криво нацарапал Костя на обратной стороне записки. Гектор скатал записку в шарик и выбросил в форточку. Ау, записка!

Впереди сидит Инна Леннер. Белеет шея одинокая… А что, если дать ей щелчка?

Байрон и современное ему английское общество…

— Байрон — лишний человек! — сказал кто-то.

— Поэт не может быть лишним… — возразила Валентина Дмитриевна.

— Лишними могут быть только его герои! — усмехнулся Костя Благовещенский.

— Поэт творит и живёт, — сказала задумчиво Инна Леннер. — То, что он написал, будет нужно потомкам, а то, что он живёт, мешает современникам…

— «Чайльд Гарольд»… Краткое содержание поэмы… — сказала Валентина Дмитриевна.

Гектор развеселился и написал новую записку: «Идёт по горам Байронишка в коротких, коротких штанишках!» Передал записку Инне. Инна прочитала записку, повернулась и покрутила у виска пальцем.

«Инна Леннер съела кернер…» Гектор поперхнулся. Он забыл, что такое кернер. Кернер… Кернер… Ах, эта такая штучка, ей намечают дырки перед тем, как сверлить… Тюк молоточком, а потом сверло ровно идёт, не кривляется…

— Зачем ты съела кернер? — тревожно прошептал Гектор.