Сергей Кузнецов - Шкурка бабочки

Вот она сидит напротив него в местном кафетерии, лед в голосе почти растаял, помешивает сахар в чашечке, улыбается, напоминает обычную студентку-старшекурсницу, почти такую же, как Оксана десять лет назад.

– Это хорошее интервью, – говорит Ксения, – жалко только, что он не хочет назвать свое имя.

– Боится, – отвечает Алексей, – но в случае чего у меня есть запись.

– Да нет, просто анонимный источник внушает читателю меньше доверия. – Она отпивает кофе из старой, еще общепитовской, чашки. – А он точно не хочет назваться?

– Никак, – говорит Алексей. – Тут же еще и профессиональная этика. Он как бы не имеет права обсуждать действия своих коллег.

Анонимный следователь Московской прокуратуры под диктофон размышляет о том, в самом ли деле все убийства, приписываемые московскому маньяку, совершены одним человеком. Ксения опускает взлохмаченную голову к распечатке:

«У этих убийств, о которых в последнее время так много шума, на самом деле не так уж много общего. Жертвы – девушки и женщины от 15 до 40 лет, как правило, изнасилованные, хотя в ряде случаев трудно об этом что-то сказать, потому что их половые органы вырезаны, выжжены или залиты кипятком. Почти во всех случаях – следы многочасовых пыток, порезы, ожоги, раны, а вот синяков почти нет. Все эти случаи объединяет то, что трупы специально привезены туда, где их легко найти. Возможно, убийца хочет, чтобы его поймали, это частый случай. Знаменитый Уильям Хейнс из Чикаго даже писал над телами своих жертв: „Ради бога, поймайте меня до того, как я убью снова!“ Однако в каждом конкретном случае нельзя быть стопроцентно уверенным в мотивации: может быть, убийца дразнит милицию или наслаждается шумом, который поднимают газеты. Но если мы вернемся к…»

– Интересно, почему все так любят говорить, что пресса, когда пишет про такие дела, провоцирует серийников? – раздраженно говорит Ксения. – Можно подумать, Чикатило был media star. Да и вообще, насколько я помню, в Советском Союзе хватало маньяков, и все о них знали, хотя газеты ничего и не писали.

– Ага, – кивает Алексей, – мне родители рассказывали про Мосгаза.

– Про кого? – спрашивает Ксения, и Алексей удивляется: пять лет – большой срок. Совсем другое поколение, не застали советской власти, о маньяках узнавали из «Молчания ягнят». Объясняет:

– Ну, он звонил в дверь, говорил «Мосгаз», хозяева открывали, а он рубил их топором. Был еще анекдот. Муж подходит к двери: «Кто там?» – «Мосгаз». – «Заходите, заходите. Топор в ванной, теща на кухне».

Ксения улыбается и говорит:

– А поймали его, когда он пришел в дом, где уже были электроплиты.

Странные шутки, думает Алексей, и, поймав на себе недоуменный взгляд, Ксения поясняет:

– У меня никогда не было газовой плиты. Чего бы я стала открывать, услышав «Мосгаз». Для меня это так же странно, как открыть дверь на слова «Мосгорканал» или «Транссиб».

Ставит пустую чашку, тянется к десерту. Худые, сильные руки, обкусанные ногти, некрасиво, да, следила бы за собой – была бы куда как секси. Звонок в дверь, Мосгорканал, Ксения на пороге, маньяк в дверях. Интересно, помог бы ей ледяной тон и железная выдержка?

«…Но если мы вернемся к вопросу, один ли убийца стоит за всеми этими преступлениями, – читает она дальше, – то демонстративность преступника может ввести нас в заблуждение: ведь после того, как ваши коллеги написали об этом, любой убийца сможет подделать почерк маньяка. Достаточно легко подбросить труп в людное место, и все спишут на серийного убийцу. Мне кажется, наша пресса немного поторопилась поднимать панику по этому поводу»

– Интересная логика, – говорит Ксения, – не надо поднимать паники, потому что, может быть, в Москве не один маньяк, а несколько. Удивительные люди все-таки живут с нами в одном городе.

– Ну, необязательно убийца – маньяк, – заступается за своего собеседника Алексей, – может быть, это бытовое убийство, которое убийца маскирует под серийное.

– Бытовое убийство с вырезанными половыми органами и следами пыток, – говорит Ксения, вытирая пальцы салфеткой. – Я и говорю: удивительные люди живут с нами в одном городе.

Алексей кивает, и, не удержавшись, спрашивает:

– Но интервью-то – хорошее?

Вот ведь, думает он, полгода назад сам бы удивился, если бы мне сказали, что мне будет важно мнение этой девчонки. Может, и сейчас неважно: я всего лишь спрашиваю мнение начальника о новом материале. Так принято.

– Хорошее, хорошее, – кивает Ксения, – но это уже десятое интервью на эту тему. Все правильно, все хорошо, но что заставит читателя, ну, не знаю, запомнить его, что ли? Отличить от дюжины других?

– Конечно, – говорит Алексей, – было бы лучше, если бы мы поймали убийцу. Но такое только в голливудском кино бывает.

– Нет, – отвечает Ксения, вставая, – ловить убийцу – это не наше дело. Но мне не дает покоя мысль: можно придумать что-то еще, как-то по-настоящему поднять эту тему.

Пять лет разницы, да уж. По-настоящему поднять эту тему. Будто на дворе – конец восьмидесятых, когда поднятые темы хоть кого-то интересовали.

– Вот еще, – говорит Ксения, – я хотела тебя спросить, ну, не по работе. Ты ничего не знаешь про такого человека? – и она называет фамилию и имя.

– Зачем тебе? – спрашивает Алексей.

– Не мне, – говорит Ксения, – просто подруга просила. Думает, идти ли к нему работать или не надо.

Ксения еще раз повторяет фамилию и имя, а Алексей качает головой и говорит:

– Нет, в первый раз слышу. Но могу в Гугле посмотреть.

– В Гугле я уже смотрела, – отвечает Ксения и протягивает ему листочки с интервью. – Ты подумай все-таки, что еще из этого маньяка можно выжать.

Алексей думает, что когда-то он бы ухватился за эту возможность. Прекрасное начало для голливудского фильма. Независимое журналистское расследование. Но последние годы он уже не рассчитывает ни на славу, ни на удовлетворение от работы. Может, зря он когда-то пошел на журфак? Стал бы лучше программистом или адвокатом на худой конец. Нормальные человеческие профессии.

Темнота зимних московских вечеров. Разноцветный килим на полу. Однокомнатная квартира за 250 долларов. Матовый экран монитора, черный экран телевизора. Ксения, с ногами забравшись в единственное кресло, грызет ногти. Сидеть дома одной, не думать о Саше, смотреть телевизор, читать книжки, серфить по сети. Все не так, все валится из рук, все неправильно: купленные у метро дешевые DVD зависают, фильмы скучны и манерны, словно какие-нибудь «Игры Рипли», кто такое только смотрят, скажите на милость, вышедший на прошлой неделе последний Мураками уже прочитан и больше не радует. Сидеть дома одной, вспоминать Сашу, задумчиво стоять над открытым ящиком, мастурбировать, до синяков перетянув себе грудь, подвесив грузики на соски. Кончать быстро, но чувствовать все ту же пустоту внутри. Сидеть дома одной, не думать о Саше, вспоминать Сашу, стоять с длинной швейной иглой в руках, прикидывая, куда ее лучше воткнуть. Плохой признак, ты это знаешь, плохой: еще немного, и дело дойдет до порезов.