Сергей Кузнецов - Шкурка бабочки

Я открыл глаза, ее смех не успел затихнуть. Я пошел к дальней двери вагона, и мне всю дорогу казалось: я хромаю, а ее отрезанная голова, словно ядро каторжника, привязана невидимой цепью к моей ноге. Смех на губах, а светлые волосы – будто змеи Медузы.

Я вышел на следующей остановке, поднялся на улицу и взял такси. Мне казалось, что все предметы смотрят на меня, волосы на моем теле стояли дыбом, шум машин неотличим от шума крови в ушах. В коридоре приятель подал мне руку: я дернулся, словно от удара током. Я снял куртку, пошел в комнату. Вечеринка была в самом разгаре, много хороших знакомых, пара друзей и несколько девушек, с которыми я спал когда-то. Я выпивал вместе со всеми, шутил и смеялся. В какой-то момент я встал, пошел на кухню, открыл ящик и достал небольшой нож из магазина «Икея». Я даже не обернулся проверить, не видит ли кто меня, а просто со всей силы, прямо через джинсы, воткнул нож в правое бедро. Кровь текла по моей ноге, но вспышка боли отрезвила. Шум в ушах стих, предметы заняли свои места, кожа вернула себе привычную чувствительность. Я взял в аптечке пластырь, пошел в туалет и заклеил рану.

За следующий месяц я убил троих.

В самом ли деле из-за женщин рушатся империи? Так ли важна форма носа Клеопатры? Была ли Анна Австрийская любовницей герцога Бекингема и если да, то какое это имело значение для осады Ла Рошели? Сколько мужчин было у Ольги Крушевницкой и сколько из них были готовы хоть чем-то пожертвовать ради нее? Как звали самую прекрасную женщину древнего мира? Как было имя первой красавицы Факультета экспериментальной и теоретической физики 1985 года выпуска?

Ольга выходит из «тойоты», кивает охраннику, поднимается на лифте в арендованный офис. Пять минут до начала встречи. Шестьдесят пять минут до момента, когда все будет решено. Если кто-нибудь может за меня помолиться, думает Ольга, пусть он это сделает. Влад, братишка, зажги свечку Ганеше, воскури что-нибудь косому Будде, просто выкури на худой конец полграмма гашиша за мой успех. Ксюша, пожелай мне удачи.

Они встречаются в дверях лифта на первом этаже. Молча едут вверх, не говоря ни слова. На секунду мешкают, перед тем как войти: дверь слишком узка для двоих. Григорий отступает, Константин проходит, они садятся.

Невозможно разместить трех человек за круглым столом, чтобы двое из них не оказались соседями. Они были бы рады сидеть друг напротив друга, но в результате сидят почти плечом к плечу – скорее соратники, чем соперники – касаются друг друга локтями, будто на первой парте, на семинаре по квантовой электронике или физике плазмы.

Ее звали Елена, Елена Прекрасная. Троя была разрушена из-за нее – и ее тезка навсегда похоронила дружбу Григория и Константина двадцать два года назад. Ольга знала об этом – и если сегодня она потеряет все, значит, форма носа Клеопатры важнее расчета, красота сильнее воли, старые обиды важнее разума.

Ольга начинает не спеша, начинает издалека, будто у них – обычное деловое совещание. Она показывает таблицы, придвигает диаграммы поближе то одному, то другому. Кладет на середину стола – и две головы склоняются над квартальным балансом.

– Это что, бумаги для налоговой? – спрашивает Костя.

– К сожалению, нет, – отвечает Ольга. – Это то, что у нас на самом деле.

– Хуево, – говорит Гриша и отодвигается от стола: он все видел и не хочет больше сидеть с Костей рядом.

Если бы это была шахматная партия, думает Оля, игру пришлось бы вести по каким-то немыслимым правилам. Надо примирить двух королей, а все, что у нас есть, – призраки давно сбитых фигур да тени фигур, еще не введенных в игру. Доска фактически пуста; на ней только трое.

Сколько таблеток надо принять сначала, а сколько – потом? Как быстро начнется кровотечение? Насколько это будет болезненно? Елене Прекрасной не приходилось отвечать на эти вопросы – ни четыре тысячелетия, ни двадцать лет назад техника медикаментозного аборта еще не получила широкого распространения.

Ольга продолжает говорить. Она говорит о том, почему возросли затраты, о том, что еще несколько месяцев – и лавочку можно будет закрыть. Она понимает, что оба ее собеседника знают это не хуже ее – но говорит не спеша, словно усыпляя их. Они, вероятно, думают: вот бестолковая курица, только отнимает у нас время. Надо было сразу послать ее нахуй. Вот теперь приходится сидеть рядом с этим уродом.

Они сидели рядом целый семестр. Локоть к локтю, голова к голове. Целый семестр не отступая и не сдаваясь они добивались Прекрасной Елены. Они писали за нее конспекты и делали лабораторные. Приносили цветы и поили портвейном. Прекрасная Елена благосклонно улыбалась и никому не оказывала предпочтения.

Сколько мужчин было в ее жизни потом? Скольких из них она на самом деле любила? Любила ли она на самом деле хоть кого-нибудь? Если да – то этим счастливцем не был ни Гриша, ни Костя. К концу года они поняли это сами.

Вот ответы на вопросы, которые Ольга задала врачу: сначала две, потом три. Это будет не больнее обычных месячных. Кровотечение – в пределах одних суток.

Организм работает как хронометр. Прошло двадцать пять часов – ничего не происходит. Ольга смотрит на Костю и Гришу, на Константина и Григория, на двух королей, двух мальчишек-студентов.

– Что мы будем делать? – спрашивает она. – Я хочу спросить вас как главных инвесторов: есть ли у нас магистральный план развития? Что вы можете предложить, чтобы снизить издержки?

Она знает ответ: надо вернуться к старой системе, предоставить старые скидки на баннеропоказы в холдинге Гриши, обеспечить поддержку ресурсов Кости. Она знает ответ и знает, что они его тоже знают.

Оба молчат, и тогда Ольга начинает комбинацию осторожным, почти бессмысленным ходом. Это всего лишь смутная угроза, пробный шар.

– Например, мы можем продать компанию. Если мы это сделаем сейчас, мы получим хоть что-то.

На их лицах читается разочарование. И это все? Ради этого нас собрали здесь?

– Хуйня, – говорит Гриша, – ее никто не купит.

– Да, – кивает Костя, – нет на нашем рынке игроков, которые смогут ее нормально поддерживать. Ты и сама видишь – какие издержки. Никто и не возьмется.

Им неприятно соглашаться друг с другом, но предложение Ольги столь нелепо… им больше ничего не остается.

– Ну, мы можем поискать кого-нибудь извне, – говорит Ольга.

Кто был пришельцем извне двадцать два года назад? Как его звали? Чем он обворожил Елену Прекрасную? Почему она вышла замуж так стремительно, что оба ее ухажера не успели даже перед лицом общего поражения примириться друг с другом?

Ольга не знает его имени. Все, с кем она говорила об этой истории, называли его «посольский сынок», будто у него не было индивидуальных черт, только родовые. Через две недели после свадьбы молодые улетели к его родителям в Париж – что, на Ольгин филологический взгляд, дает еще одну рифму к истории Елены Прекрасной и троянского царя Париса.