Михаил Лифшиц - Почтовый ящик

Никто не может сказать, кто виноват в том, что умерла Анна Петровна, или выбросилась из окна Маня, или бедствуют тетя Шура с дядей Ваней. Ни в один список пострадавших их не включат. А ведь это настоящие жертвы, и таких, пострадавших от неумелого руководства страной, очень много, считай, вся Россия. Но за плохую жизнь простых людей, за бедствия «населения», никого не накажут, ведь даже по вопиющим случаям никого не сажают в тюрьму и увольняют с работы редко. А если и отправят в отставку негодяя, то этот отставник, не справившийся с государственной работой, ставший причиной бед многих людей, чуть ни на следующий день начинает говорить, какой он честный, как все правильно делал, жаль, не дали закончить. Говорит, что он не воровал, и крови у него на руках нет. И воровали, и кровь у них на руках есть, а хоть бы один покаялся! Люди слушают их вранье, кивают головами и говорят друг другу: «Вот раньше-то как хорошо было!» Никто ничего не помнит, на это государственные мужи и рассчитывают.

Источник жалкого существования сотрудников, зарплата, стал пересматриваться по несколько раз в год для всех работников. Перестал действовать прежний механизм «повышения».

В старые времена, при стабильных ценах, на предприятии один или два раза в год, например к Майским и Ноябрьским праздникам, проводилось повышение окладов достойных работников. Начальники заранее подавали наверх характеристики, в конце которых было написано, что работник заслуживает перевода, например, из инженеров в старшие инженеры с определенным увеличением жалованья, или повышения оклада при неизменной должности. Сам работник мог повлиять на процесс повышения только ударным трудом, неимоверно длинным стажем работы или заявлением об уходе. Причем чем моложе был сотрудник, тем полнее владела им иллюзия, что только труд делает богатым.

Были еще аттестации, о которых вдруг вспоминали один раз в три или пять лет. Готовили характеристики с заключительной фразой «занимаемой должности соответствует». Обсуждали характеристики на собрании и кричали по поводу некоторых. Потом ждали под дверью, проходили аттестационную комиссию, получали рекомендацию.

Так когда-то, пока еще не придумали перевести защитников Петровичева, написавших письмо в ЦК, в другой институт, решили провалить их на аттестации, как не соответствующих занимаемым должностям. Готовили одну казнь, но решились на другую – вообще их убрать из института, поэтому аттестацию использовали просто как возможность поиздеваться на прощание. На аттестации Альберта Тарасовича, хорошенько поругав его, проголосовали поровну: сколько за соответствие, столько и против. По положению, такой результат голосования трактовался, как положительный. Но вместе с тем было ясно, что хоть и «соответствует», но не совсем.

Когда-то Сереже Зуеву написали при аттестации, что он не только соответствует должности старшего инженера, но и достоин выдвижения в ведущие. В течение ближайших двух лет остальных трех старших инженеров лаборатории, не получивших такой рекомендации, повысили до ведущего, а Сережа остался без повышения. Потому что те суетились, а рекомендованный Сережа нет. В какой-то момент Сережа возмутился этой несправедливостью, и тоже был повышен.

Нервов, бумаги и беготни, связанных с изменением жалованья, было много. Но всегда это был процесс индивидуальный, относящийся к конкретному человеку. Очень редко – групповой, когда, например, собирались уходить с предприятия сразу несколько человек, нужных для работы специалистов.

Устанавливались твердые оклады для каждой должности, потом отменялись и вводились «вилки». Старших инженеров переименовывали в инженеров первой категории, потом обратно в старшие. Разрешали повышать оклад инженерам без диплома, потом запрещали, а повышение их зарплаты проводили с помощью персональной надбавки. То есть давали оклад не 170 рублей в месяц, а 150+20. Все эти внешние пертурбации не изменяли внутреннего содержания процесса повышения: хорошо работай, долго протирай штаны или интригуй, иначе денег не прибавят. Зарплата работника, достигшего своего «потолка», не изменялась годами, даже десятилетиями.

В условиях сильной инфляции таинственный покров над повышением зарплаты и связанных с ним мероприятий был сорван. Если не изменять зарплату в течение нескольких месяцев, то работникам предприятия не хватит средств даже на скудное существование. Как только появлялась финансовая возможность, проводили всеобщее повышение на сколько-то процентов в среднем. Начальникам объясняли, что пересмотр окладов должен быть строго индивидуальным: хорошим работникам много, а плохим мало или вообще ничего, пусть уходят. Шумели, ругались, но прибавляли всем почти одинаково. Ведь все равно в результате получалось очень мало, только с голоду не умереть.

Такое положение никак не устраивало Сережу, наступившая крайняя бедность унижала его, била по самолюбию. Свою неспособность содержать семью на достойном уровне Сережа воспринимал болезненно.

Семья состояла теперь только из трех человек. Гена с ними уже не жил. Он окончил университет и работал в Москве в банке. Жил тоже в Москве, снимал квартиру около своего банка вместе с Олей. Говорили, что поженятся, как только накопят денег на шикарную свадьбу. Сначала в квартире без Гены казалось совсем пусто. Потом Сережа привык.

Иногда Гена, один или с Олей, весело заваливался к родителям. Вынимал из сумки какие-нибудь небывалые фрукты, киви или манго, необычные консервы, оливки, например, фаршированные анчоусами, еще что-то непонятное, купленное в коммерческом ларьке. Ася накрывала на стол, и начинался пир.

Сережа скучал без Генки, рад был его видеть, но такие визиты переживал тяжело. «Сколько эта банка может стоить? – думал Сережа. – Небось, чертову пропасть денег. А ведь невкусно на самом деле. Черные маслины с косточкой в сто раз лучше, чем эти зеленые с начинкой. Зачем покупал? С чего они такие радостные, когда в стране такое положение? Надо что-то делать…»

А что сделаешь? Сережа приходил с работы, ел, шел в гараж, выводил машину и ехал в Москву, подрабатывал извозом, что называется, «бомбил». Иногда до глубокой ночи, иногда до утра. За ночь привозил столько, сколько ему давали на работе за две недели. Опасно, конечно… Было несколько случаев, ну да ладно…

Зарплата, деньги, заработанные по ночам на своих «Жигулях», что сюда еще можно добавить? Малое предприятие, которое Сережа организовал, когда понял, что можно обойтись без НТТМ, было при институте, деньги получало от института. Но так как в институте денег не было, то и малому предприятию ничего не перепадало. А деньги были ох как нужны. Анастасия училась в университете. Пошла, как брат, на экономический факультет. Ничего, нравилось. Какое счастье, что Генка успел поступить до этого кошмара, а на Аськиных репетиторов хватило старых запасов. Правда, их выгребли подчистую. Но теперь Сереже никак не хотелось, чтобы дочь была самой бедной девочкой в группе. Надо что-то делать…