Юрий Медведь - Исповедь добровольного импотента

В общем, в начале мая у меня «пошел камень». Вывалился из чашечки, травмировал лоханку и теперь грозил перекрыть мочеточник. Меня госпитализировали.

По истечении десятидневной терапии я стоял на лоджии своей палаты и наблюдал брачные пилотажи жирных чаек в пространстве внутреннего двора. Их амурные вопли терзали слух.

«Корюшкой отожрались», – с завистью думал я.

В соседней одноместной палате отчаянно трудился сотовый телефон, отсылая в эфир однотипные указания абонента:

– Ало, Фаныч?… Ну ты понял, кто это, да?… Молоток, а теперь заткнись и слушай меня… Заткнись, я сказал!… Заткнулся?… Молоток… Значит так: меня подзавалили, и ты знаешь кто… Заткнись, я сказал!… Заткнулся?… Молоток… Слушай дальше: ты должен их сделать, понял?… Заткнись!… Заткнулся?… Молоток… Короче, или их сделаешь ты, или я выйду и сделаю тебя, понял?… Заткнись!… Заткнулся?… Молоток… и.т.д.

Помнится, в день госпитализации, когда меня доставили из приемного покоя на отделение, то дежурная сестричка с фееричным макияжем и в полупрозрачном голубеньком халатике, занося мою фамилию в реестр больных, выразилась:

– Будете жить с крутым, – и передернув плечиками, пригласила следовать за ней. Я последовал. Отглаженный халатик струился по выгнутой спинке и стекал складочкой в ложбинку меж ягодиц. Я задумался о самом приятном. Ненадолго.

Мы остановились у двери в палату № 604, перед которой прохаживался очень рельефный и предельно серьезный парень.

– Это в «Б», – указала на меня сиреневым коготком сестричка. Интонация ее представления характеризовала меня как нечто среднего рода. Я не обиделся, действительно, на фоне крайней женственности и запредельной мужественности я пребывал где-то между. Парень изящным движением размял мышцы шеи и исполнил свой профессиональный долг – глянул на меня в упор.

Я шмыгнул носом и потупился. Парень нахмурился и отворил дверь. Я прошел по коридору и остановился перед дверью под литерой «Б».

– Держите ухо востро, – сказал я своим провожатым. – У меня много врагов, – и зашел в свою опочивальню.

Господина «А» мне так и не удалось увидеть. Я часто слышал его голос, ощущал его тепло на стульчаке общего унитаза, нюхал терпкий дым его сигар, в общем, общался с его периферией. Но центр всегда оставался под надежным прикрытием.

«Б» была трехместная. Когда я вошел, то у центральной кровати стоял высокий пожилой мужчина, некогда чернявый, а сейчас поседевший, с густыми бровями, гладким лицом и откормленным телом.

– Густав Иванович! – представился мужчина.

Мы познакомились. В течение десяти дней все 240 часов мы были вместе – ели, спали, испражнялись, общались. Я многое узнал об этом человеке, но так ничего и не понял.

Густав Иванович владел уникальной методикой обживаться в любых предлагаемых обстоятельствах. Еще до поступления в клинику он навел справки о ее руководящем составе. По прибытии на место, повидав всех воочию, он моментально распределил приоритеты.

– Молодой человек, – начинал Густав Иванович, располагаясь на своей кровати после обеда, – я прожил трудную долгую жизнь, и это мне стоило колоссальных усилий.

Да, он не щадил себя. Поднимался чуть свет и добровольно измерял температуру. Затем Густав Иванович выходил в коридор и встречал приходящий на смену медперсонал.

– Как ваш Алеша, освоил минорное арпеджио? – приветствовал он старшую сестру-хозяйку, которая бредила своим внуком – музыкальным вундеркиндом.

– Оксана, вы непременно должны продолжить свое образование, у вас потрясающая интуиция врача. Поверьте мне, это многого стоит! – охаживал дежурную сестру.

Дальше начинали подходить врачи, и для каждого у него была заготовлена приятность. С автомобилистом-любителем он говорил о системе электронного впрыска, с рыбаком об универсальной блесне «Барракуда», с семейными о ценах на товары первой необходимости, с одинокими о Душе.

Главврача Густав Иванович встречал у входа в отделение и провожал до кабинета.

– И не думайте, и не сомневайтесь, дорогой Семен Исаевич, медь это оптимальный вариант. Понимаю – дорого, но вы же не на один день строите. И еще мой совет – берите отожженную… Да, да, непременно, отожженную. Быстрый и легкий монтаж. Конечно, экономия! А я ж о чем вам толкую! И подумайте насчет капиллярных фитингов.

Главврач строил дачу, а Густав Иванович возводил фундамент отношений.

До обеда Густав Иванович упорно трудился – бегал по клинике, сдавал повторные анализы, проходил дополнительные обследования, узнавал, выведывал, собирал и сопоставлял симптомы.

Пообедав, ложился поджидать жену и попутно вспоминал прошлое:

– А ведь я начинал с нуля. Родители мои, если можно так выразиться, ничего не нажили. Да и к культуре не были приучены. Но я уже в школе понял, что жить так не буду. И пошел, и пошел по своей линии.

– А какую вы выбрали линию? – интересовался я. Раз за разом, так или иначе, пытался я выяснить специальность, должность, ну хоть что-то конкретное из его биографии и всегда тонул в потоках общих слов и уловок.

– Сложная у меня была судьба. Образно говоря, не гладкая дорога, а все кручи да испытания.

Ровно в 15.00, после робкого дробного стука, дверь приоткрывалась, и в палату просовывалась женская голова с выражением вечного испуга на лице – жена неутомимого труженика.

Густав Иванович садился потреблять витамины.

– Салатик на постном маслице, как ты просил. Оливки. Йогурт со свежими фруктами.

– А где черная рябина?

– Ой, Гузя, это беда! Рябину не достала. Еще не сезон, а по магазинам нет.

– Ну, Мира, это не разговор. Я же просил! Позвони, пусть там подумают. Это сейчас важнее всех лекарств. Предстоит сложная операция!

– Я звонила, ради бога, не нервничай! Там уже знают, уже занимаются.

– Элементарного дела не осилить! Снять трубку и набрать номер телефона!

– Все уже набрано, успокойся! На неделе принесу. Скушай сначала банан, врачи рекомендуют его не смешивать с другой пищей.

– Врачи рекомендовали мне, настоятельно, между прочим, пить сок черной рябины и есть ее мякоть!

Тут я вставал и уходил, потому что если бы я остался, они бы замучили меня своими извинениями.

После ужина, проводив врачей и медперсонал, Густав Иванович готовился ко сну. Он облачался в пижаму, принимал медикаменты и вызывал сестру измерять давление. Закончив процедуры, усаживался на кровать и говорил о своей болезни.

– Понимаешь, чувствую я, что есть у них какие-то сомнения. Третий раз откладывают операцию. Но не это меня волнует. Мне нужен точный диагноз. В чем причина? А операцию мне сделают специалисты покрупнее. Понимаешь, здесь самое современное диагностическое оборудование. Нигде в городе нет такой техники. Вот почему я здесь. Пройду полное обследование, а уж тогда надо будет принимать решение. Кстати, а как ты сюда попал?