Чарльз Буковски - Хеб с ветчиной

Бармен был филиппинец.

— Первый раз? — спросил он меня.

— Я живу в верхнем этаже. Студент.

— Кредита нет.

Я выложил несколько монет.

— Дай мне Истсайд.

Он вернулся с бутылкой пива.

— Где я могу снять девочку? — спросил я.

— Я ничего не знаю, — ответил бармен, забрал пару монет и отошел к кассе.

В ту первую ночь я просидел в баре до закрытия. Никто не мешал мне. Несколько блондинок и вправду ушли с филиппинцами. Мужчины пили мало. Они сидели маленькими группами, склонившись головами к центру стола, тихо разговаривали и время от времени смеялись, тоже очень скромно. Они мне нравились. Когда бар закрывался и я поднялся, чтобы уйти, бармен сказал мне: «Благодарю вас». В американских барах такого не услышишь, во всяком случае, меня не благодарили.

Мне нравилось мое новое положение. Все, что мне было нужно — это деньги.

Я решил не бросать колледж. По крайней мере, было чем заняться в течение дня. Мой друг Беккер куда-то исчез, и в колледже не осталось никого, кто бы интересовал меня, разве что преподаватель антропологии, известный коммунист. Он не слишком докучал нам антропологией. Это был крупный мужчина, внешне привлекательный и непредсказуемый.

— Я расскажу вам, как надо готовить настоящий стэйк, — расхаживал он перед классом. — Ставите сковороду на плиту, и пока она раскалится, выпиваете порцию виски. Затем покрываете дно сковороды тонким слоем соли, укладываете на него филе и поджариваете, но недолго. Переворачиваете, поджариваете другую сторону, потом выпиваете еще стопку и тут же закусываете стэйком.

Однажды, когда я лежал на полянке в университетском городке, он проходил мимо, остановился и развалился рядом.

— Чинаски, а ведь ты не веришь в весь этот нацистский театр, который устраиваешь повсюду?

— Я и не спорю. А вы верите в свою галиматью?

— Конечно, верю.

— Желаю семь футов под килем.

— Знаешь, Чинаски, ты всего лишь недожаренный шницель, — сказал коммунист, встал, стряхнул траву со штанин и ушел…

Я прожил в своей комнатке на Темпел-стрит всего пару дней, когда Джимми Хэтчер разыскал меня. Он пришел ночью и приволок с собой двух приятелей — рабочих с авиационного завода. Одного звали Делмор, другого — Быстроногий.

— А с чего это его так прозвали — «Быстроногий»?

— Дай ему денег, узнаешь.

— Пусть пососет… Как ты нашел меня?

— Твои предки наняли частного сыщика, и он выследил, где ты обитаешь.

— Блядь, они знают, как вытравить радость из человеческой жизни.

— А может быть, они беспокоились?

— Если бы они беспокоились, то послали бы денег.

— Они боятся, что ты пропьешь их.

— И правильно делают…

Все зашли ко мне и расселись, кто на кровать, кто на пол. С собой у них была четверть виски и несколько бумажных стаканчиков. Джимми налил всем.

— Классное у тебя здесь место.

— Еще бы. Если высунуться в окно, видно здание муниципалитета. Быстроногий сидел на ковре. Вдруг он вытянул из кармана колоду карт и посмотрел на меня.

— Ты играешь?

— Каждый день. У тебя крапленые?

— Ты че, охуел?

— Не выражайся, а не то твой скальп будет сушиться у меня на антресолях.

— Да честно, эти карты — чистые!

— Я играю только в покер и очко. Какой потолок?

— Два бакса.

— Сдаем по очереди, — сказал я, бросил на кон четверть доллара, взял колоду и сдал на обычный покер.

Я не любил эти сумасбродные карты, слишком много в них зависело от слепой удачи. Пока я сдавал, Джимми разлил по второй.

— На что ты живешь, Хэнк?

— Пишу курсовики для тупиц.

— Потрясающе.

— Есть немного.

— Эй, парни, — закричал Джим, — я же говорил вам, что он был у нас гений!

— Mry, — промычал Делмор.

Он сидел справа от меня и светил свои карты.

— Четвертак, — заявил он.

Мы все пополнили банк.

— Три карты, — потребовал Делмор.

— Одну, — попросил Джим.

— Три, — сказал Быстроногий.

— На своих, — объявил я.

Когда все поменяли карты, я объявил:

— Поднимаю до потолка.

Делмор и Джимми сбросили карты. Быстроногий посмотрел на меня и спросил:

— А что еще, кроме муниципалитета, ты видишь, когда высовываешь голову в окно?

— Ты играй, — сказал я в ответ. — Я не намерен беседовать о пейзажах.

— Ладно, сбрасываю.

Я сгреб банк и стал собирать сброшенные карты, мои так и лежали не раскрытыми.

— Сколько у тебя было? — спросил Быстроногий.

— Плати и узнаешь, или простись навеки, — сказал я, смахнул свои карты со стола и смешал с остальными. Тасуя колоду, я чувствовал себя, как великий Гейбл перед Божьей карой во время землетрясения в Сан-Франциско.

Колода перешла в другие руки, но удача оставалась со мной. Выяснилось, что на авиационном заводе был день зарплаты. Нельзя приходить к бедному человеку с картами и большой суммой денег. Бедняк рискует лишь потерять свою малость, но если повезет, может и выиграть все, что вы принесли с собой. Деньги и бедняков следует всегда держать как можно дальше друг от друга.

Я чувствовал, что это моя ночь. Первым проигрался Делмор, выпил и ушел.

— Эй, парни, — сказал я оставшимся, — у меня есть идея. Карты — много возни. Давайте метать монеты: ставка — десять баксов; орел-решка, кто окажется не в паре — выиграл.

— О'кей, — сказал Джимми.

— О'кей, — поддержал Быстроногий.

Виски закончился. Мы переключились на бормотуху.

— Значит так, — командовал я, — монеты подбрасываем высоко! Ловим и держим в кулаке. Когда я скажу: «кон» — сверяем результат.

Мы высоко подбросили монетки и поймали их.

— Кон! — объявил я.

Сверили, я был не в паре. Черт! Двадцать баксов, как с куста.

Десятки перекочевали в мой карман.

— Метаем! — продолжил я.

— Кон!

И снова моя взяла.

— Метаем!

— Кон!

Повезло Быстроногому.

Но следующий был опять я. Затем выиграл Джимми.

— Стоп! — сказал я. — Мне надо поссать! Я отошел к раковине и отлил. Вина в бутылке уже не оставалось, и я открыл дверцу стенного шкафа.

— У меня тут еще один пузырь припрятан, — обрадовал я игроков. Вытащив из карманов выигранные купюры, я бросил их в шкаф, подхватил бутылку, вскрыл и наполнил стаканы.

— Блядь, — удивился Быстроногий, глядя в свой бумажник, — я почти пустой.

— Я тоже, — отозвался Джимми.

— Интересно, у кого все деньги? — спросил я.

По части выпить они были слабаки. Виски с вином действовали на них смертельно. Обоих штормило.

Быстроногий завалился на комод и уронил пепельницу. Она раскололась пополам.

— Подними, — сказал я Быстроногому

— Нужно больно в говне ковыряться, — отмахнулся он.

— Я сказал, подними!

— Я не буду поднимать твое дерьмо.

Джимми встал и поднял осколки.

— Убирайтесь отсюда, — велел я.

— Когда захочу, тогда и уйду, — заявил Быстроногий.