Анчи Мин - Императрица Орхидея

Я вынула платок и передала его Нюгуру, чтобы она утерла слезы.

— Нам не следует воспринимать это персонально, — утешала я ее. — У меня такое чувство, что Его Величество устал не от нас, а от своей ответственности перед страной. Вполне возможно, что наше присутствие слишком напоминает ему об этой ответственности. В конце концов, ведь это именно мы так часто говорим ему о том, что он разочаровал своих предков.

— Но у тебя есть хоть малейшая надежда на то, что Его Величество когда-нибудь одумается?

— Хорошие новости с границы наверняка поднимут настроение Его Величества и прояснят его мысли, — заверила ее я. — В сегодняшних утренних сводках я прочитала, что генерал Цзэнь Гофань открыл кампанию против тайпинов, пытаясь загнать их обратно в Нанкин. Давай надеяться, что он добьется успеха. Уже сегодня его войска должны подойти к Учану.

Она меня остановила.

— Ах, Ехонала. Избавь меня, пожалуйста от этой пытки! Я не желаю ничего знать!

Я села на стул рядом с ней и взяла из рук Ань Дэхая чашку с чаем.

— Хорошо. — Нюгуру немного успокоилась и взяла себя в руки — Я понимаю, что я императрица, и должна все знать. Расскажи мне все, что считаешь нужным, но умоляю тебя — как-нибудь попроще!

Я терпеливо начала объяснять Нюгуру суть дела. Разумеется, кое-что она уже слышала и сама: о том, что тайпины — это мятежники из числа крестьян, что они приняли христианство, а их лидер — Хон Сючань — провозгласил себя младшим сыном Бога и братом Иисуса Христа. Однако Нюгуру ничего не знала о том, каких успехов им удалось достичь на поле брани. Сянь Фэн никогда не стремился обрисовать нам ситуацию во всех подробностях, а между тем тайпины заняли весь юг страны, самый плодородный регион, и уже продвигаются на север.

— И чего же хотят эти самые тайпины? — спросила Нюгуру, беспомощно моргая ресницами.

— Свергнуть нашу династию.

— Но это немыслимо!

— Столь же немыслимо, как и те договоры, которые нам навязывают иностранцы.

Выражение лица Нюгуру напоминало ребенка, который обнаружил в коробке с конфетами мышь.

— Свободная торговля плюс христианство — вот так иностранцы собираются нас «цивилизовать».

— Какое оскорбление! — воскликнула Нюгуру.

— Не могу с тобой не согласиться. Иностранцы говорят, что пришли сюда для того, чтобы спасти наши души.

— Но разве можно кого-то спасать такими методами? Их поведение говорит само за себя!

— Истинная правда. Англичане продали китайцам только за прошлый год товаров на девять миллионов фунтов стерлингов, причем из них шесть миллионов — это опиум.

— Только не говори мне, госпожа Ехонала, что наше правительство бездействует!

— Как говорит принц Гун, Китай поставлен на колени, и ему ничего не остается делать, кроме того, что ему говорят.

Нюгуру заткнула уши.

— Прекрати! Со всем этим я точно ничего не могу поделать! — Она порывисто схватила мою руку. — Пусть этими делами занимаются мужчины, прошу тебя!

Жун Лу, начальник дворцовой стражи, был вызван во дворец Нюгуру. Она считала, что если есть кому охранять ворота Запретного города, то ее безопасности ничего не угрожает. Я не могла с ней спорить по этому поводу. За несколько дней до того Нюгуру провела свадебную церемонию принца Чуня и моей сестры Ронг. Это было очень длинное мероприятие, которое вышибло меня из колеи. А Нюгуру, напротив, чувствовала себя в своей тарелке и была полна энергии. За время свадьбы она ухитрилась тринадцать раз сменить туалет, занимаясь этим чаще, чем невеста.

Вслед за Нюгуру я прошла в спокойный кабинет в западном крыле дворца, где Жун Лу нас уже ждал. И вот я увидела перед собой крепкого молодого мужчину, который при нашем появлении поднялся с кресла и бросился на колени.

— Жун Лу прибыл по зову Вашего Величества и ждет ваших приказаний, — сказал он, ударяясь головой об пол. Голос его был твердый, манеры простые и решительные.

— Поднимитесь, — пропела Нюгуру и жестом приказала евнухам внести чай.

По внешнему виду Жун Лу можно было дать лет двадцать восемь-двадцать девять, у него были умные, проницательные глаза и обветренная кожа. Брови его были похожи на два меча, а в форме носа было что-то бычье. У него были крупные квадратные челюсти и решительный, резко очерченный рот. Когда он встал, то шириной своих плеч он мне напомнил древнего воина с барельефов.

Нюгуру начала болтать о всякой ерунде. Сперва она довольно долго распространялась о погоде, в то время как он спрашивал ее о здоровье Его Величества. Когда Нюгуру спросила его наконец о тайпинах, он отвечал терпеливо и четко.

Он произвел на меня сильное впечатление. Его манеры, как мне показалось, одновременно отличались сдержанностью и открытостью. Я с интересом рассматривала его одежду. Он был одет в военную форму командующего кавалерией, которая состояла из юбки и покрывающей ее парадной безрукавки. Последняя вся была усыпана медными заклепками, пуговицами и декоративными петлицами и посажена на подкладку. Ранг его обозначался особым узором на ткани.

— Не могла бы я взглянуть на ваш арбалет? — вдруг спросила я.

Жун Лу отвязал его от пояса и передал Нюгуру, которая в свою очередь передала его мне.

Я рассматривала его колчан, сделанный из шелка, кожи и шерстяной ткани и украшенный серебром и сапфирами. Каждая стрела имела оперенье из перьев ястреба

— А ваш меч? — спросила я.

Он тем же способом передал мне меч.

Меч оказался тяжелым. Я провела пальцами по лезвию и почувствовала, как его владелец на меня смотрит. От этого взгляда у меня порозовели щеки. Мне было стыдно за свой странный интерес к этому мужчине, но назвать природу этого интереса я бы в данный момент не смогла

Ань Дэхай рассказывал мне, что Жун Лу взошел на китайскую политическую сцену благодаря своим личным достоинствам.

Я едва сдерживалась, чтобы тут же не начать задавать ему вопросы. С одной стороны, мне хотелось произвести на него впечатление, но с другой — необходимо было соблюдать в словах крайнюю осторожность. Я размышляла о том, знает ли Жун Лу, как редко мне или Нюгуру выпадает возможность вот так запросто встречаться с мужчинами. И до чего же важно для нас общение с человеком, который живет настоящей, полнокровной жизнью за пределами Запретного города.

— Наши дворцы столь уединенны, что очень часто нам кажется, будто для страны мы существуем только в виде имен, — услышала я свой собственный голос, который произнес эти слова как будто непроизвольно. Я посмотрела на Нюгуру, которая улыбнулась и поощрительно покивала головой. Успокоенная, я продолжала дальше: — Ход нашей жизни, разработанный до мельчайших подробностей, призван убедить нас самих, что мы являемся носителями власти, что мы — те самые, кем себя считаем, и нам нет нужды чего-либо бояться. Однако правда в том, что мы боимся. И больше всего мы боимся, что император Сянь Фэн может умереть от печали. Потому что он человек, которого страх не покидает ни на минуту.