Анастасия Гостева - Travel Агнец

— да, причем там такая советская атмосфера в номере, водка, мужики киряют, девочки режут салатики, блатные песни в магнитофоне, такая советская гостиница, в натуре, ну давай, разливай, за посадку, короче…

— классно, классно, а вы представляете, как припухнут пограничники в Домодедово, когда увидят человека, улетевшего на чартере и вернувшегося на следующий день?

— я не знаю, как там пограничники, а я уже припухла, я иду на крышу проветриваться…

— эй, то естъ вот так вот уже и побежали? все-таки сильна еще в тебе, Анастасия, московская закалка…

…Мы торчим в Дели, как какие-нибудь fucking шоп-туристы, наши маршруты отличаются постоянством муравьиных троп: в офис Дипака, к тибетцам на Janpath market, снова к Дипаку, к кашмирцу, продающему танка, в гостиницу, в ресторан на крышу, в German Bakery, в комнату. Нам нужно совершить чудо: продать индусам ноутбук со сканером, принтером и модемом и профессиональную фотокамеру со всякими наворотами, а на полученные деньги купить тибетские благовония, одежду, поющие чаши. Сначала мы пробуем меняться. Дипак, давний приятель Алексея, шестнадцатилетний хозяин сети магазинчиков, торгующих индийскими благовониями и сопутствующим товаром, известная личность в районе Main Bazar'a.

Мы находим его в конторе, состоящей из двух крошечных комнаток, разделенных фанерной перегородкой, и небольшого склада, где вовсю идет подсчет и упаковка товара, а покупатель неопределенной национальности пересчитывает деньги. Я ловлю себя на мысли, что, если бы не яркие фотографии богов на стенах и не импровизированный алтарь под стеклом в стенной нише, возникает полная иллюзия заштатного советского учреждения, со столами, засиженными мухами, и скорбным интерьером. Но то, что в России отдавало бы нищетой и обреченностью, здесь выглядит усталостью и спокойным безразличием древнего мира, уже не снисходящего до того, чтобы уделять внимание подобным мелочам.

Невысокого роста, щупленький и смазливый, в серых джинсах, пижонских замшевых ботинках на высоком каблуке с острыми носами и залихватски расстегнутой на груди рубашке, он трогательно протягивает мне влажную лапку, висящую как тряпочка, и улыбается, поджимая губки. Я осторожно не столько пожимаю ее в ответ, сколько дотрагиваюсь, он корчит приветственную гримаску, осведомляется у Лешки об их общих знакомых из Москвы, и начинается один из их безумных диалогов на английском, в котором из всех времен существует только настоящее, как у загадочных племен амазонской сельвы, а антонимы с виртуозной легкостью заменяют друг Друга в полном согласии не то с принципами гегелевской диалектики, не то с древним законом взаимодействия инь и ян. Take и give, large и little, send и receive [37] Беру, даю, большой, маленький, отправляю, получаю (англ.). кружатся в вальсе, приседают в ритме сиртаки, отплясывают гопака, сталкиваются, разлетаются, разбиваются вдребезги, восстают из небытия, я слежу, затаив дыхание, как ткется это безумное полотно, и задыхаюсь от катарсического смеха спустя час, в конце разговора, когда на протяжении пятнадцати минут джентльмены самозабвенно обсуждают судьбы большей и меньшей половин! некоего мифического груза, оставленного у Дипака загадочной девушкой Наташей полгода назад.

Мы дарим привезенные из Москвы подарки: индивидуальную сирену для отпугивания ночных грабителей, ионизаторы воды и биостимуляторы потенции — веселенький выбор, блеск. Индусы сконфуженно вертят в руках инструкции по использованию стимулятора потенции, написанные на русском. Я весело предлагаю свои услуги в качестве переводчика. Индусы растерянно улыбаются и делают вид, что не расслышали. Приносят молочный чай, мы курим и улыбаемся, ах какие мы умнички и зайчики, как мы славно потрепались за жизнь, вот только что-то надо делать с компьютером…

Мы возвращаемся в гостиницу, Дипак оглядывается, вертит в руках чилам, внимательно изучает устройство бамбуковой вертикальной трубки, поворачивается ко мне — do you smoke? [38] Ты куришь? (англ.) В Индии этот вопрос не подразумевает сигареты, сигареты не в счет, речь идет о траве и гашише. Я киваю. Дипак снова поджимает губки и с серьезной важностью начинает ощупывать компьютер, осторожно гладит пальчиком клавиатуру, вертит в руках сканер, я представляю себе Дипака в постели с округлой и податливой индийской барышней, так же сосредоточенно гладящим ее указательным пальчиком, да, это интересно, он согласен меняться, сколько мы за него хотим? нам не нужны деньги, он понял, на какой денежный эквивалент нам нужен товар? тысячи на две, без проблем, у него есть потрясающие индийские благовония, одежда, ароматические масла, чиламы, трубки, кальяны, все что угодно… нам не нужны индийские благовония, нам нужны тибетские, мы показываем список, Дипак печально смотрит на лазерный принтер и кивает, конечно, конечно, никаких проблем, он достанет тибетские, не совсем по списку, правда, или совсем не по нему, но какая разница, очень много людей покупают у него благовония, каждый день приходит очень много покупателей, а индийские тоже очень даже ничего, если мы хотим, он также может дать нам одежду, трубки, чиламы, арматические… нам не нужны трубки, мы не имеем права продавать в Москве трубки для гашиша, нам нужны тибетские благовония, если он не может… мы закуриваем и понимающе переглядываемся, с Дипаком все ясно, Алексей начинает убирать компьютер, Дипак провожает его взглядом, мы должны зайти к нему в контору, показать, как все это работает, мы обязательно договоримся, конечно, мы обязательно зайдем, завтра утром, или сегодня вечером, а сейчас у нас дела, see you later… [39] Увидимся позже (англ.).

Теперь к тибетцам, на Janpath market. Тибетские лавки тянутся на протяжении метров ста по одной стороне улицы. После сутолоки и тесноты Main Bazar'a Janpath Lane кажется широким проспектом. Снаружи невозможно отличить один магазинчик от другого: выставленные в немыслимых количествах дешевые деревянные, стеклянные и пластмассовые бусы и ожерелья всех цветов, стилей, размеров и форм, которые только можно вообразить, вываленные прямо под ноги груды рюкзаков, сумок, сумочек, кошельков, расшитых красным и голубым бисером с белыми ракушками, подвешенные на крючьях тибетские куртки, сверкающие на солнце нашитыми зеркальцами и переливающимися камушками, дешевые танка, маски, тряпичные куклы, скульптуры, статуэтки, майки с надписями «Free Tibet» и «Save Tibet», колокольчики, поющие чаши, благовония, серебряные кольца в стеклянных витринах, браслеты на руки и на ноги, серьги, огромные ритуальные трубы из монастырей, множество предметов без названия. Маленькая сухонькая седая старушка, стриженная под мальчика, с морщинистым приветливым лицом, в длинном тибетском платье, словно сошедшая с фотографии из этнографического справочника, что-то перекладывает в темноте лавки. Я стою, завороженно глядя, как быстро двигаются ее руки, пока Лешин голос не выводит меня из оцепенения.