Давид Гроссман - Кто-то,с кем можно бежать

– Я как-нибудь управлюсь.

– Ах, мне так приятно, что могу немного помочь, – расчувствовалась Лея, и уже знала, что каждое утро будет спешить на склад, посмотреть, спала ли там ночью Тамар. Будет оставлять ей маленькие ободряющие записочки.

– Только пообещай, – попросила Тамар, увидев влагу в глазах Леи, – что если увидишь меня на улице, неважно, работаю я или просто сижу и отдыхаю в каком-нибудь углу – ты не подойдёшь. Даже если ты уверена, что я одна, не подашь виду, что знаешь меня. Хорошо?

– Упрямая ты, – сказала Лея, – но раз сказала – всё. Только объясни мне, как я пройду мимо, не обняв тебя? Не принесу тебе что-то поесть? И что, если со мной в эту минуту будет Ноа? Как она сможет не прыгнуть на тебя?

– Она меня не узнает.

– Да, – тихо сказала Лея, – так она тебя не узнает.

Тамар искала утешение в её глазах:

– Это так ужасно?

– Ты... – ты такая голая, что у меня разрывается сердце, хотела сказать Лея. – Для меня ты всегда красивая, – сказала она, наконец, – моя мама говорила, красивому хоть башмак на лицо надень – ему и это пойдёт. – Тамар благодарно улыбнулась ей, положила руку на её широкое плечо и сочувственно пожала. Потому что маленький водораздел горя, который во время всего обеда был натянут между ними, отклонился в сторону Леи, чья мама, конечно же, не её имела в виду в своём высказывании.

Тамар сказала:

– Не знаю, как я удержусь, если ты пройдёшь мимо с Нойкой. Знаешь, что я подумала? Это в первый раз я расстаюсь с ней так надолго.

– Я принесла тебе её фото, – сказала Лея, – хочешь?

– Лея... Я ничего не могу туда взять, – она вцепилась в фотографию, и её лицо округлилось, помягчело и расплылось, как рисунок акварелью, который слегка потёк и вылез за границы линий. – Птичка моя... если бы я могла взять. Я бы надышаться на неё не могла, ты знаешь.

Самир убрал тарелки, упрекнул обеих, что не всё съели. Бросил обеспокоенный взгляд на лысину Тамар. Они почти не заметили его: смотрели на снимок и таяли от общего счастья.

– В яслях, – рассказывала Лея, – с ними говорили о братьях и сёстрах, и когда её спросили, есть ли у неё брат или сестра, как ты думаешь, что она сказала?

– Что это я, – улыбнулась Тамар, перекатывая внутри каплю гордости, как вино в бокале. Они ещё долго смотрели на маленькую девочку с кожей цвета слоновой кости и раскосыми глазами. Слово в слово помнила Тамар, что рассказала Лея, когда они сблизились; что в мире, в котором она жила примерно до тридцати лет, в прошлой её жизни, она почти не была женщиной.

– Ко мне там относились с уважением, – рассказывала Лея, – но относились как к парню, не как к женщине. И у меня самой тогда тоже не было женских чувств. Никаких. С самого детства я не была ни настоящей девочкой, ни настоящей девушкой, ни женщиной, ни мамой. Ничего женского не было у меня. И только теперь, в сорок пять лет, благодаря Ное.

Толстый мужчина, беловолосый и краснолицый, поднял шум за одним из столов в центральном зале. Сердился на Самира, что подал ему вино недостаточно охлаждённым, кричал, что Самир дурак и невежда. Лея моментально кинулась туда, как львица на защиту детёныша.

– А ты кто такая? – процедил мужчина. – Я требую хозяина ресторана!

Лея скрестила крепкие руки на груди:

– Это я. В чём проблема, господин?

– Ты что, смеёшься надо мной?

Тамар почувствовала, как все её внутренности застыли от обиды за Лею.

– Что такое, – сказала Лея совершенно спокойно, только губы её побелели, и длинные шрамы на щеке сильнее выделились, – может, вы и хозяина ресторана хотите выбрать из меню?

Мужчина покраснел ещё сильнее. Глаза его вылезли из орбит. Полная дама рядом с ним, украшенная позолоченными цепями, успокаивающе положила руку на его предплечье. Лея, силой, которой не было у Тамар, сразу справилась с собой, успокоилась, послала Самира на кухню поменять вино, и сказала, что новое вино будет за счёт заведения. Толстый мужчина поворчал ещё немного и умолк.

– Какая свинья,– сказала Тамар, когда Лея вернулась.

– Я его знаю, – сказала Лея, – какой-то большой чин в армии, был когда-то генералом или что-то такое. Думает весь мир у него в кармане. Всё время скандалит, покупает склоки за деньги, – она быстро налила себе, и Тамар увидела, что её рука дрожит.

– К этому не привыкнешь, – призналась Лея со вздохом.

– Не смей его слушать! – кинулась Тамар утешать, как обычно. – Только подумай, что ты сделала в жизни и через что прошла, и как выбралась оттуда, и как ездила во Францию, одна, и три года училась там в ресторане, – Лея слушала её со странной смесью страсти и отчаяния, длинные шрамы на её щеке пульсировали, как будто по ним текла кровь, – и как создала это место, и всё своими силами, и как ты растишь Нойку, нет другой такой мамы на свете – так что тебе до болтовни этого ничтожества?

– Иногда я думаю, – проговорила Лея, – что если бы только был здесь какой-нибудь мужчина, кто-нибудь, кто схватил бы эту дрянь за шиворот и вышвырнул бы к чёртовой матери. Этакий Брюс Уиллис...

– Или Ник Нолта, – засмеялась Тамар.

– Но чтоб внутри был нежным! – подняла Лея палец. – Чтоб был душка.

– Такой Хью Грант, – воскликнула Тамар, – который будет тебя любить и баловать.

– Нет, ему я не верю. Красавчик. Ты тоже держись от таких подальше. У тебя к ним слабость. Я заметила. Мне, – засмеялась Лея, и сердце Тамар расширилось от гордости, так как она снова спасла Лею от депрессии, – мне нужен Сталоне, но внутри с начинкой Харви Кайтела? Это его мы видели в "Дыме"?

– Таких не бывает, – вздохнула Тамар.

– Обязан быть, – сказала Лея, – тебе тоже нужен.

– Мне? Мне сейчас совсем не до того, – не было у неё сил на это. Каждая мысль о любви, о близости была для неё сейчас опасна. Лея смотрела на неё и думала, зачем она так с собой поступает. Почему так губит себя в таком возрасте. И вдруг чуть не подскочила на месте, Боже мой, на этой неделе ей исполнится шестнадцать! Правильно? Или я ошибаюсь? Быстро сосчитала в уме, конечно, на этой неделе, а она ничего не говорит об этом, и она будет одна на улице, как можно, как... Лея чуть не сказала что-то, но Цион пришёл из кухни с десертом, и она только бросила:

– Что это вы все сегодня выходите один за другим?

Цион засмеялся:

– Это только в честь Тамар.

Тамар блаженствовала над мороженым с мёдом и лавандой и сожалела, что не может сделать запасы в своём теле и есть из них понемножку весь ближайший месяц. Вылизала до последней ложечки, и Лея, сама того не замечая, шевелила губами вместе с ней.

– Давай посмотрим, всё ли я поняла, – сказала она, – когда ты выходишь на улицу в первый раз?

– Думаю, сейчас, после еды, – сказала Тамар, и слегка вздрогнула, – это уже начинается.

– О, господи! – Лея не сумела сдержать тяжёлый вздох. – А когда ты мне позвонишь?