Давид Гроссман - Кто-то,с кем можно бежать

Когда вернулся в очередь, перед ним стояли шесть человек. Он потёр на счастье жетон так, что он разогрелся. Был уверен, что все видят, как он нервничает. В его любимом "Огне дракона" было четыре основных персонажа. Маг, Воин, Рыцарь, Вор. Воином он уже был сегодня утром. Теперь станет вором. Когда подошла его очередь, человек в фуражке протянул ему руку:

- Давай, не задерживай!

- Ясно, - обрадовался Асаф, - в два тренировка!

Рука остановилась над его жетоном, с подозрением изучая его побитое лицо:

- А ты за кого?

- За красных. А ты?

- Братан. – Он приблизился к Асафу и подмигнул. – Но что будет, если мы получим в субботу, как на прошлом дерби? Что мы с этими сделаем? Куда сбежим? – и кивнул головой на двух других. – А если Данино не будет играть?

- В среду у него окончательное обследование, - сообщил Асаф со знанием дела, - а вдруг есть шанс? Что скажешь? Нет, ты скажи, - постарался он сделать своё самое увлечённое лицо.

- Трудно сказать, - тот почесал лоб, как будто Данино лежит перед ним на столе и ожидает приговора, - если это разрыв связки, наши дела плохи. – Он взял жетон и пошёл к полкам. Пять, десять, пятнадцать шагов. Асаф барабанил пальцами по прилавку. Парень всё искал, отодвигал сумки и чемоданы и не находил. Асаф лихорадочно скрёб голову Динки. Маг, Воин, Рыцарь, Вор. Вор надеется на свою скорость и увёртливость и на разумность своих действий. Выберите Вора, если хотите защитить своего героя от беды хитростью и сообразительностью.

- Когда ты это сдавал? – крикнул он с другого конца зала.

- Э... это моя сестра оставляла. Некоторое время назад.

Это был плохой ответ. Но лучшего у него не было.

- Нашёлся, - он вытащил большой, тяжёлый рюкзак серого цвета, с трудом протащив его между двумя чемоданами. – Он тут уже с месяц лежит, вы о нём забыли, что ли? Покажи удостоверение.

Асаф сладко улыбнулся ему и скосил глаза, высматривая, куда бежать. Рюкзак лежал на прилавке в десяти сантиметрах от него. Тамар в пределах досягаемости. Он выдернул свою последнюю карту:

- Возможно, в "Бейтаре" Шандор тоже не будет играть.

- Что?! Что ты сказал? – глаза парня засветились надеждой, насыщенной человеколюбием. – У Шандора травма?

- Ты не слышал?

- Что? Не может быть! Ну что, съели? – крикнул он двум другим и в порыве радости сунул Асафу в руки рюкзак. – Шандор сегодня не играет!

- Шандор? – засмеялся один из них. – С чего ты взял? Он вчера был на тренировке, я своими глазами видел!

- Растянул мышцу, - важно сказал Асаф и сделал шаг назад, прижимая к сердцу драгоценный рюкзак, - после тренировки. Читайте в газете. - Болельщик "Апоэля" широко улыбнулся и занялся следующим клиентом. Истины ради, Асаф не был уверен, Шандор это или другой, Якоби, получил травму после тренировки, уже в раздевалке, но кто-то действительно растянул там мышцу, да и почему не порадовать человека.

Он поспешил уйти оттуда с Динкой, обнимая рюкзак двумя руками и стараясь не привлекать внимание причиняющей боль походкой и этим своим лицом. За последний час он начал бояться – то есть, не то, чтобы бояться, опасаться – что кто-то за ним следит. У него не было явной причины так думать и всё же, может быть, из-за того, что сказал ему в развалинах Сергей, и, потому что до него наконец-то стало доходить, что Тамар по шею увязла в чём-то по-настоящему опасном, он начал то и дело ощущать покалывание в затылке, как будто кто-то внимательно на него смотрит, иногда он слышал шаги позади себя, а, когда поворачивался, там никого не было.

На площади перед Дворцом Конгрессов его ждал велосипед, белый от пыли с тропинок Лифты. Он открыл замок и начал медленно нажимать на педали, страдая от каждого движения. Рюкзак был на нём, и он, чтобы отвлечься от своих страданий, представлял, что несёт на спине Тамар, потерявшую сознание и доверившуюся ему. Динка бежала сзади, впереди, со всех сторон, взволнованно принюхиваясь к сигналам, посылаемым ей рюкзаком. Доехав до сада Сакера, он слез с велосипеда, огляделся, блуждая взглядом по зелени. Там никого не было. Но он всё-таки подождал. Наблюдал за красавцем-удодом, летающим над травой, а сам тем временем медленно и основательно изучал окрестности (всё это время Динка изумлённо смотрела на него, склонив голову набок, будто удивляясь, кто научил его так делать). Потом, почти незаметным шагом, он отступил в кусты, бросил велосипед и углубился дальше в заросли.

Сел на землю. Положил перед собой рюкзак. Решил не торопиться. Он хотел выжать это мгновение до капли, потому что это была всё-таки как бы первая встреча. Первым делом прочёл записку, привязанную к рюкзаку, с датой сдачи в камеру хранения. Он сосчитал: прошло чуть меньше месяца. Очевидно, она сдала рюкзак, а потом исчезла. Но почему она не оставила рюкзак дома? Может, она боялась, что вещи, лежащие в нём, попадут к её родителям? Он вспомнил, как скривила нос Теодора, сказав что-то о родителях Тамар. Но что именно она сказала? Он зажмурился, направил внутрь острый луч памяти и уже через мгновение черпал слово за словом: "... ей нужны деньги, а у родителей она, разумеется, не берёт". Он ещё минуту поразмышлял, мысленно перебирая всё, что слышал о ней, от всех, кто что-нибудь о ней сказал; искал намёки, которые могли бы объяснить, почему она не может попросить помощи у родителей, и не находил. Оставил это в разделе открытых вопросов.

Потом он попробовал угадать, где он был в тот день, когда она сдала рюкзак. Его забавляла мысль о том, что было время, когда он ничего о ней не знал. Как, например, долгие годы, в которые его мама и папа жили в одном городе и ничего друг о друге не знали, и, может быть, даже случайно встречались на улице, в кино и не представляли себе, что когда-нибудь у них будет трое общих детей.

Но, в самом деле, что он делал тогда, в день, когда она сдавала рюкзак? Он снова проверил дату. Это было ещё в начале летних каникул. Что такого мог он тогда делать. Его жизнь сейчас казалась ему такой пустой по сравнению с двумя последними днями, наэлектризованными Тамар.

И не просто пустой: ему казалось, что до того, как она вошла в его жизнь, он действовал почти механически, как автомат, не размышляя и не чувствуя по-настоящему. А теперь, со вчерашнего дня, всё, что с ним происходит, каждый человек, которого он встречает, каждая мысль – всё привязано к какому-то единому центру, глубокому и полному жизни.

Он открыл рюкзак. Всё делал очень медленно. Расстёгивание пряжек волновало его, потому что их застёгивала она. Он думал, что ещё мгновение, и он встретится с чем-то из её жизни. Это было слишком много. Всего было слишком много. Он положил перед собой раскрытый рюкзак.

У Динки не было терпения. Она, пыхтя и сопя, кружила вокруг рюкзака, топтала и рыла землю и непрерывно лезла носом в рюкзак. Он засунул руку. Ощутил прикосновение слежавшейся, отсыревшей одежды. Вдруг до него дошло, что он делает, и он смущённо остановился. Да что это, ведь он же вторгается в её частную жизнь.