Андрей Хаас - Ярость

Когда Виктор позвонил ему, он между прочим сообщил, что из сибирской глубинки в Питер, а уже потом и в Европу едет развлекаться один очень и очень состоятельный бизнесмен – Иван Рогулин. Как видно, Виктору были хорошо известны все подробности про этого человека, тем не менее он посоветовался с Дольфом, и они решили продать сибиряку несколько работ по заоблачным ценам.

Так все и получилось – светские шестерки, которые рыщут по клубам, веселят толстосумов и за проценты водят покупателей, привели в галерею этого одиозного тюменского нефтяника. Перед визитом ничего не смыслящий в современном искусстве Рогулин успел нанять себе в консультанты парочку подконтрольных Виктору искусствоведов, поэтому, когда он появился у Дольфа и с пафосом заявил, что намерен приобрести лучшее, советчики за руку подвели его к картинам Близнецов.

Самые продаваемые и раскрученные художники современного российского арт-рынка не очень-то и понравились владельцу месторождения, но он без споров выбрал для своего дома в Лондоне их самую дорогую картину, и сделка уже приближалась к шампанскому, как тут внезапно позвонил Тропинин и сообщил то, от чего Дольфа бросило в жар.

– Ничего ему не продавай, – неожиданно весело заявил тогда Виктор. – Скажи что хочешь, придумай сам, но ни в коем случае не продавай Близнецов. Так надо.

– Что же ты предлагаешь мне ему сказать? – меняясь в лице, возмутился Дольф. – Он стоит перед этой картиной и обсуждает свою покупку с женой, на которой висит камней на миллион долларов. Ведь у нас все было решено, и они завтра переводят деньги… И это не маленькие деньги. Он готов заплатить вдвое против обычной цены. Как мы и договорились, я объявил ему сто тысяч! Он согласился и не поморщился.

– Скажи, что в голову придет, например то, что его коллекция незначительная, – беззаботно отвечал Виктор, – можешь быть уверен, у него ее попросту нет, и что по этой причине мы не выпустим часть нашего главного проекта в такую бесперспективную выставочную среду. Он просто богатый тупица. Не бойся, надуй щеки и куражься как хочешь, завали его каталогами, ври, ты же умеешь, но он не должен получить картину. Если хочет, пусть купит своей бабе что-нибудь попроще. Близнецы – наша главная фигура в игре, и он их не получит.

– Какой игре? Что ты меня за нос водишь, я не понимаю, к чему это?

– Всему свое время. Про сто тысяч не печалься. Гони его, забудь, а лучше знаешь что?

– Что еще? – сатанея от такого поворота, взвыл Дольф.

– Вышли эту картину на мой адрес в Монако и сам прилетай вместе с ней, есть дела поважнее.

Разразился грандиозный скандал. Униженный Рогулин так рассвирепел, что натравил свою службу охраны на изничтожение заносчивого галериста. Но все обошлось без рукоприкладства, а когда незадачливый купец уехал и страсти улеглись, популярность и без того прославленных Близнецов стала без преувеличения взлетать к небесам. Анекдот о том, как «Свинья» не продала Близнецов какому-то богатому выскочке, передавался среди художников и коллекционеров из уст в уста и необычайно быстро стал известен всем. Теперь даже обозленный всей этой историей Дольф признавал, что это был не такой уж и плохой пиар-ход, особенно перед предстоящей арт-ярмаркой в Манеже.

Машина нырнула в круто загнутый тоннель, замелькали пунктиры желтых фонариков, а когда они снова выскочили на солнечный свет, то оказались уже на территории Монако. Прямо над дорогой, на вершине небольшого скалистого плато высился старинный княжеский дворец, влево от него, плотно уцепившись за край обрыва и прижавшись друг к другу, громоздились жилые дома. Внизу повсюду, куда ни посмотри, черепичные крыши, высотные здания, завитые цветами белые стены старинных домиков, узкие улочки, пальмы, заросли розмарина и множество парящих в небе беззаботных чаек. Дорога выкрутилась на заставленную яхтами набережную и, преодолев несколько подъемов, выпрыгнула на площадку перед громадным отелем. Масса этого неожиданно выросшего перед глазами здания была так велика, что несколько старинных и невероятно уютных вилл казались рядом с ним игрушечными домиками.

– Ваша гостиница, – по русскому обычаю выразился водитель, паркуя машину.

Дожидаясь своего галериста, Виктор выпил в прибрежном ресторанчике свежего сока и стал просматривать в коммуникаторе дневную почту. Вскоре сидеть под кондиционером ему наскучило, он вышел на залитую солнцем открытую террасу, осмотрелся и медленно спустился на горячий песок пляжа. Прибрежная акватория в этом месте была укрыта от моря двумя бетонными волнорезами, а городская набережная украшена флагштоками с развевающимися на легком бризе красно-белыми штандартами. Сегодня на этом огромном и хорошо знакомом пляже стояла непривычная тишина. В воде никого не было, у причала сонной стайкой покачивались разноцветные гидроциклы, в бамбуковом бунгало скучали дайверы, и только у самого берега несколько молодых мам возились со своими детьми, потешая их выловленными в воде мочалками темно-зеленых водорослей. Эти мясистые водоросли валялись повсюду, и темнокожий бой с садовыми граблями тщательно вычищал их из янтарного песка.

Надумав искупаться, Виктор не спеша разделся, сложил одежду на один из многочисленных шезлонгов, разминаясь, взмахнул в воздухе мускулистыми руками и решительно направился к воде.

– Будьте осторожны, мсье, – обратился к нему мальчишка с граблями, отрываясь от своего занятия. – Вчера был шторм, и к берегу принесло много коричневых медуз. Они больно жалятся.

– Насколько больно? – улыбнувшись, спросил купальщик.

Вместо ответа бой задрал майку и показал три ярко-алых ожога. Купаться расхотелось. Виктор остановился и решил, что будет лучше, если он без риска для здоровья просто позабавит себя кормежкой рыб. Властным жестом он подозвал официанта, тот, метнувшись к ресторанным столикам, мигом принес ему два хрустящих багета. Теперь уже внимательно вглядываясь в слепящую солнечными переливами воду, он осторожно вошел в щиплющее кожу соленое море.

– Жаль, у меня нет фотоаппарата, – раздался рядом хорошо знакомый голос. – Мужик в семейных трусах и черных очках по колено в море с двумя хлебами и радиотелефоном. Даже не мог себе представить, что ты тут так развлекаешься.

Виктор повернул голову и улыбнулся. Рядом с ним на бетонном пандусе стоял Дольф.

– Это не развлечение, – весело ответил он. – Это моя работа. Кормить не ведающих, что их кормят. Рад тебя видеть, спускайся ко мне.

Дольф отверг дружеское приглашение и, сбросив сандалии, как был, в парусиновых брюках, уселся на прогретый бетон, свесив босые ноги в воду.

– Вот я и приехал. Не знаю, правда, зачем, – начиная становится серьезным, принялся прощупывать он нить разговора, – все как-то скоропалительно получается с этой картиной. Ты знаешь…