Тацухико Такимото - Добро пожаловать в NHK!

― Тебе не одиноко?

― Мне не одиноко.

― Врёшь,― произнёс кто–то тихим, приглушённым голосом.

Я обернулся взглянуть.

Я стоял посреди своей комнаты размером в шесть татами. И я сидел в углу, поджав ноги, обхватив их руками и сливаясь с тенью.

Стояла ночь, и невозможно было ничего разглядеть, услышать или сделать. Хоть сейчас было лето, в этой лишённой мебели и прочих вещей комнате царил холод. Закрытое помещение наполнял мрачный и пугающий мороз. Я поднял голову, дрожа.

Я сказал:

― Я одинок.

― Я не одинок.

― Врёшь.

― Не вру.

― Я так одинок.

― Да, я одинок!

Один «я» дрожал, трясся и клац–клац–клацал зубами. Другой «я», стоявший в центре комнаты, наблюдал за мной. Мне казалось, я свихнулся. Но я не свихнулся.

Только две вещи я понимал: я был один, и мне было ужасно одиноко. Я не хотел, чтобы так всё оставалось. Я не хотел быть одиноким.

― Однако,― воскликнул я,― в этом и дело!

― Быть одиноким естественно!― кричал я дальше,― Разумеется, я ненавижу одиночество! Поэтому я и спрятался от всего мира, поэтому и заточил себя наедине. В долгосрочной перспективе это наилучшее решение. Понимаешь, да? Эй! Понимаешь меня, да?

Ответа не было.

― Не понимаешь? Слушай меня внимательно. Если постараешься, поймёшь. Это несложно понять. Попросту говоря… попросту говоря, я избегаю контактов, поскольку мне одиноко. Поскольку я не хочу сталкиваться с ещё большим одиночеством, я прячусь от других. Эй, слышишь меня? Вот тебе решение проблем!

Никто не ответил.

― Я самый жадный человек на свете. Половинчатое счастье меня не устраивает. Мне не нужно частичное тепло. Я хочу такого счастья, которое длилось бы вечно. Но это невозможно! Не знаю уж, почему, но в нашем мире счастью обязательно что–нибудь помешает. Хорошие вещи быстро ломаются. Двадцать два года живу, и хотя бы эту истину усвоил. О чём бы речь ни шла, что угодно― всё испортится. Так что лучше с самого начала ничего не ждать.

«Именно! Тебе тоже стоило бы это понять, Мисаки. Если поймёшь, бросишь выдумывать свои бестолковые планы. Перестанешь искать помощи у людей вроде меня».

Она была ужасно глупой. Впасть в такое глубочайшее отчаяние. Мне было страшно представить, какое одиночество заставило её искать помощи у ничтожества вроде меня. Я проклинал несчастья, свалившиеся на её голову. Я проклинал тот несправедливый факт, что дети не выбирают себе родителей. Мне хотелось, чтобы такая светлая девушка, как она, жила здоровой, счастливой жизнью.

« Пожалуйста, будь счастлива, хоть где–нибудь, хоть как–нибудь. Со мной всё в порядке. Я справлюсь сам. Мне лучше быть одному. Я живу один и один умру».

И всё–таки я не оставлял надежд. Не оставлял…

« Смотрите, вот он – светлый, сияющий, нежный».

Это мой родной город, один из тех, что вызывают горьковато–сладкие ностальгические слёзы. Осенние равнины, растянутые в бесконечность. Воспоминания далёких дней. Вечные мимолётные взгляды смешливых маленьких девчушек. Спокойствие сбитого машиной чёрного кота. Мне больше не было больно и тяжко. Теперь я в порядке.

― Верно. Теперь, да,― сказала маленькая девочка.

На меня смотрела анимешная кукла в натуральную величину, которую Ямазаки оставил в подарок. Она была ангелом. Она взяла меня за руку и повела за собой.

Мы перенеслись на другую планету, далеко отсюда. Там было очень красиво: белые облака плыли по синему небу, холодный ветер дул в протянувшемся до горизонта весеннем поле. Мы стояли посреди поля; девочка выбрала прелестный белый цветок, сорвала его и протянула мне. Своими тонкими пальчиками она сжала и выдернула один лепесток:

― Жизнь.

Затем выдернула ещё один:

― Смерть.

Она гадала на цветке.

― Жизнь … Смерть … Жизнь … Смерть … Жизнь … Смерть … Жизнь … Смерть.

Последний лепесток, кружась, упал на землю.

Девочка тихо улыбалась.

Лето кончилось. Я исчерпал все свои средства к существованию. Денег на еду у меня не осталось, так что я решил попытаться впасть в спячку, чтобы сберечь энергию. Бодрствовал бы по пять часов, а потом спал по пятнадцать. Я попробовал жить по такому расписанию.

Первые три дня голодание не доставляло мне особых проблем. В худшем случае, у меня слегка побаливал живот. Но к концу четвертого дня я уже не мог думать ни о чем, кроме еды. Я хочу поесть рамена. Я хочу карри с рисом. Против моей воли, тело моё настойчиво требовало калорий. И с этим требованием невозможно было бороться.

В конце концов, на пятый день голодания, я вышел из квартиры. Потратив свои последние несколько сотен йен на покупку булочки и еще одного журнала с объявлениями о работе, я решил сейчас же начать заниматься физическим трудом.

Физический труд в дневное время… Я справлялся с работой на удивление легко, занимаясь доставкой продуктов, помогая с переездами и тому подобное. Иногда я ошибался, за что получал оплеухи от начальства, но все равно работа была для меня живительной. Чем жестче я обращался со своим телом, тем более и более светлой становилась моя голова. Впервые за несколько лет я мог заснуть и проснуться отдохнувшим.

Долг по своей кредитной карте я отрабатывал в течение месяца, трудясь круглые сутки. Зарегистрировавшись в агентстве по поиску временной занятости, я всегда мог найти себе работу. Как только я поднакопил достаточно денег, я сразу же сократил объём выполняемой работы. Я решил работать около половины месяца, а вторую половину отсиживаться дома. Пока я мог зарабатывать около сотни тысяч йен в месяц, я мог вести достаточно приятную жизнь.

Если это было возможно, я старался работать в ночное время. Лучшей была ночная работа регулировщиком. Чтобы стать им, требовалось зарегистрироваться и пройти четырехдневный курс обучения; но после его прохождения не было работы легче.

Посреди ночи я махал светящимся красным указателем туда–сюда, в строящихся районах далеко от человеческого жилья. Единственными звуками, которые я мог слышать на протяжении всей ночи, было эхо от работы строительного оборудования. В те ночи, когда я работал регулировщиком, я был один. Иногда мимо проезжала машина, но всё что от меня при этом требовалось, было правильно махнуть указателем и сказать «осторожно, притормозите».

Так как мне практически не нужно было разговаривать с окружающими во время работы, я чувствовал себя так же, как и во время затворничества в своей квартире. Я просто полагался на выработанные рефлексы, чтобы махать указателем туда–сюда, туда–сюда. Ночной ветер был слегка морозным, но мне ведь платили по десять тысяч йен за отработанную ночь, включая транспортные расходы.