Вадим Ярмолинец - Свинцовый дирижабль «Иерихон 86-89»

– То есть?

– Хотят взять под крышу, причем сразу в нескольких местах.

Я молчал, ожидая разъяснений.

– Мы работаем здесь, верно? Здешняя крыша нас защищает только здесь. А торгуем мы, допустим, в Томске. Значит, нам нужна крыша там тоже. Или в Кемерово. Сейчас приезжаешь на базар, они тебе сразу ставят условие – пять штук с машины или можешь ехать обратно. И еще по дороге могут поставить.

– А нельзя найти какую-нибудь всесоюзную крышу? – спросила Наташа.

– Типа милиции? – усмехнулся Марик. – Представь себе, что в некоторых местах они таки крышуют. И это удобно, потому что у ментов есть представление о порядке. А в некоторых местах крышуют люди, которые отбрасывают ментам, чтобы те туда не лезли. И вот среди этих людей порядка нет. Потому что они постоянно выясняют, кто из них важнее.

– Боже, это просто какая-то коза ностра! – сказала Наташа.

– Это – именно так, – ответил Марик и очень печально усмехнулся. – И за свои бабки они готовы абсолютно на все. Абсолютно.

Гулянье было не очень веселым. Настроение Толика передавалось всем. Он скоро ушел наверх с двумя очередными газелями. Гости стали расходиться. На улице моросил дождь.

После Нового года начались перебои с тканью. Если раньше я добивался от мастеров большей производительности, то теперь мне приходилось распределять среди них то немногое, что к нам попадало. Женя, естественно, остался не у дел первым. И, естественно, он устроил злобную истерику, с обещаниями добраться до всех нас. У меня не было навыка Марика ставить его на место, и со мной больше не было Игоря. Я просто ушел. Я был рад, что все сложилось именно так. Очевидно, что перебои с тканью были не только нашей проблемой. В феврале позвонил Витя и поинтересовался, нет ли для него работы. Я спросил нужна ли работа только ему или ему и Валере. Он сказал, что может работать сам, а может с Валерой. Предприятие с долей в прибылях явно провалилось. Я сказал, что обсужу этот вопрос с Толиком, но это было пустой отговоркой. Весь февраль мы простояли. Мастера нервничали. Марик, постоянно исчезавший на поиски ткани, сообщил, наконец, что с марта мы начинаем шить женские блузки. Лариса с Вадиком сейчас делают выкройки.

– А что за блузки?

– О-о, ты себе не представляешь, как это красиво, – Марик закатил глаза. – Спереди такой ягуар, а вместо глаз – бусинки. В Тюмени за такой товар бабы душат. Уже были сообщения о жертвах.

Толик появился внезапно, осунувшийся, злой. Когда я спросил, не хочет ли он вернуть Витю и Валерика, он ответил:

– Скажи им, что они опоздали. Сейчас все шьют. Вся страна. Как опомнились. В самой глухой деревне ставят в амбаре десять машин и строчат все что хочешь в три смены. И работают за копейки, потому что у них там бабки чуть дороже, чем у нас. И знаешь, какой вывод следует сделать из этого факта? Если все бросились в швейку, значит, самое время искать что-то другое.

– Что же?

– Я думаю.

Мне стало не по себе. Я не просто быстро привык к новой жизни, у меня возникла уверенность, что эта жизнь будет такой всегда. У меня появились деньги и, по моим расчетам, через два-три года я мог купить дом, зажить нормальной семейной жизнью. И вдруг над всеми моими планами встал знак вопроса.

– Что если оставить группу лучших и поставить только на качество?

– Возможно, мы так и сделаем, потому что с валом сейчас страшная проблема. Все рынки крышуют такие уголовники, что ты себе просто не можешь представить. И они требуют столько, что нам уже ничего не остается. Еще год-два назад я такого представить себе не мог. Допускал, но такого размаха не представлял.

В апреле мои заработки ненамного превышали старые газетные. Блузки приносили вдвое меньше, чем джинсы. К лету мы перешли на совершенно новую продукцию: юбки и рубашки – из легкого, пестрого материала. Работа была, но мы не были ей завалены. Июль был убийственно жарким, и это притупило недовольство мастеров – работать было тяжело, никто не жаловался на то, что заказов стало меньше. Иногда я заканчивал сбор готовых изделий к обеду, подбирал Наташу у редакции, и мы ехали на пляж. Весь сентябрь заказов не было. На смену планам на будущее пришло тревожное ожидание вестей о работе.

– Я так мечтал купить дом, – сказал я как-то Наташе. – А сейчас мечтаю, чтобы было чем заплатить за квартиру.

Мы лежали на Плитах. Устроив подбородок на кулачке, она смотрела вдаль.

– Не жалуйся, дорогой. Все так хорошо. Мы вместе. Что еще надо?

Это была ее любимая песня. Но я, действительно, не мог жаловаться на то, что женщина, с которой я был, не требовала от меня ничего. Просто ничего не ждала. С пляжа мы возвращались домой, делали салат из помидоров, огурцов и лука, отваривали картошку. Мелко нарезав укроп, она посыпала им рыхлые, желтые овалы, над которыми покачивался пар, говорила, улыбаясь:

– Смотри, какая красота!

Каждый день звонил кто-то из мастеров и спрашивал, что слышно. Я отвечал, что ничего. В первых числах октября Марик привез машину ткани на куртки, заявив, что теперь работы хватит до Нового года. Но произошло непредвиденное – материал оказался непригодным для шитья. Ломались иглы, рвались нитки, лапка не прижимала ткань. Кройка обычными ножницами превращалась в пытку. Мастера, вчера чуть не дравшиеся за работу, один за другим отказывались от нее. Кончилось тем, что Марик вызвал меня на базу.

– Надо что-то решать. Я не могу выбросить машину ткани, какой бы хреновой она ни была.

Я приехал первым и спросил, кого он еще собирает.

– Ты, Лариса и Вадик, больше звать некого.

– Это все, что осталось от кооператива? – спросил я.

Он поднял удивленно брови.

– Уже давно твоя бригада у нас единственная.

– Да? Как же это мне удалось уцелеть?

– Благодаря творческому подходу к работе. С тобой не было никаких проблем.

– Слушай, выходит, Толик свернул довольно большой кооператив. А что он будет делать теперь? На чем сейчас можно заработать?

– На удобрениях.

– На чем? – не понял я.

– Могу тебе сказать только одно, старина, – в этом слове “старина” прозвучало непривычно много доверительности. – Мы с тобой для работы в этой области явно не обладаем нужной квалификацией. Он мне прямо сказал: протянете сколько протянете. Для него тут действительно денег больше нет. Для его аппетита. Знаешь, что мы больше не торгуем? Даже не возим ничего никуда. У нас все подбирают прямо со склада другие люди. Мы стали чистым производством.

– Дела-а.

– Ты столько заносишь всевозможным крышам, что тебе ничего не остается. Или остается столько, что за это просто не имеет смысла подставлять одно место.

Появились Лариса с Вадиком. Лариса не сдерживала возмущения: