Вадим Ярмолинец - Свинцовый дирижабль «Иерихон 86-89»

– Марик, из такой ткани нельзя шить куртки, из нее можно шить чехлы на танки!

– Я подумал, что на зиму будет нормально, – защищался Марик.

– Надо подъехать в артиллерийское училище, – подлил масла Вадик. – Может им чего зачехлить надо.

– Если ты считаешь, что ткань для зимней вещи может не гнуться, то ты ошибаешься! – продолжала возмущаться Лариса. – Допустим, это можно как-то сшить, но как это можно надеть на себя?! Я не понимаю, ты что, не держал эту дерюгу в руках, когда покупал ее?

– Мне дали лоскут, мне дали цену и сказали, что ничего другого до Нового года не будет. Что я должен был сделать?

Помолчали.

– Надо попробовать шить из нее сумки, – предложил Вадик. – Или даже чемоданы. Сейчас на это должен быть повышенный спрос.

– Какая разница, что шить? – возразила Лариса. – Машины же, тебе говорят, не берут этот брезент!

– Но на каких-то машинах брезент шьют, – возразил Вадик.

– Я недавно был в сапожной мастерской, – сказал я. – Там стояла машина, на которой чудак вставлял в кожаные сапоги змейку.

– Ну, вот тебе и ответ, – сказал Вадик.

– Ребята, этот материал надо выработать, – подвел итог Марик. – Так что, Лариса с Вадиком, вы делайте выкройку хорошей дорожной сумки. На змейках, с заклепками, может быть даже с какой-то мелкой кожаной отделкой. С хорошей блямбой. Митя, ты ищи мастеров. Прокатись по городу, найди будки рембыттехники с машинами, договорись с людьми.

– Мне нужна одна готовая сумка, выкройка и цена, – сказал я.

– Дайте нам пару дней, неделю, – сказал Вадик. – Выкройку мы сделаем быстро, но мне надо найти подходящую машину и попробовать собрать такую сумку самому. Когда мы будем знать расход ткани, фурнитуры и время на сборку, мы сможем говорить о цене.

Через неделю у меня снова появилась работа и заработки. Слова, которые я когда-то использовал в своих статьях в качестве обязательного штампа, сейчас наполнились реальным содержанием – я совершенно искренне гордился коллективом, в котором работал. К сожалению, работы у нашего коллектива оставалось немного. Ткань для танковых чехлов и наших сумок обеспечила нас работой на всю осень и на декабрь. Незадолго до Нового года Марик снова собрал нас на базе.

– Значит так, пацаны и девушки, – сказал он. – Ситуация такая. Судя по всему, наш кооператив прекращает свое существование. На ваш вопрос почему, отвечаю: потому что если мастера и вы получаете от выработки, то владельцы нашей артели живут на то, что остается после реализации товара. В связи с чем наш любимый и уважаемый начальник решил, что остается так мало, что все эти хлопоты уже не имеют для него никакого смысла.

– А где он сейчас, наш любимый и уважаемый? – спросила Лариса.

– Это, как говорится, вопрос на засыпку, – ответил Марик. – Последний раз я с ним говорил на прошлой неделе, и он попросил продать наши машины.

– Как говорится, долго хорошо не бывает, – заметил Вадик и поднялся.

– Может быть, можно делать что-то самим? – спросил я.

Вадик и Лариса остановились в ожидании ответа.

– У меня, честно говоря, другой план, – ответил Марик. – Со швейкой я, кажется, завязываю.

Я положил на стол ключи от машины.

На улице Вадик сказал:

– Ну что, Митя, ты теперь безлошадный крестьянин. Подвезти?

Я согласился, хотя ехать им было в другую сторону. Мне хотелось побыть с ними еще немного. Я думал, что в предстоящем разговоре может возникнуть новый план действий. В машине Лариса сказала:

– Марик завязывает со швейкой, у него другой план. Интересно, какой?

– Известно какой, – ответил Вадик.

– Ты думаешь?

– А какой у него еще может быть план?

На этом разговор, из которого я, признаться, ничего не понял, кончился. Они были ближе к начальству, чем я, стало быть, и знали больше. Какое мне было дело до планов Марика или Толика, если мне не было отведено в них никакого места? Пейзаж за окном машины в полной мере отражал перспективу жизни – серые дома, черные тротуары, черные голые деревья, серое небо.

– Даже не верится, что скоро Новый год, – сказал я. – Настроение совсем не праздничное.

– Где ты встречаешь? – повернулась ко мне Лариса.

– Дома, наверное. Представьте, что необъяснимым образом я предполагал, что со дня на день появиться Толик и мы снова соберемся у него.

– А ты еще со своей Наташей? – спросила Лариса.

– Еще с ней, и надеюсь пробыть с ней еще как можно больше. Может быть, даже всю жизнь.

– Хотите прийти 31-го к нам?

– С удовольствием. Мне кажется, что Наташа в вас влюблена.

– В нас?!

– Ага.

– А что мы такого сделали? – подал голос Вадик.

– Она считает вас эталоном семейного счастья.

– Мы виделись с ней всего раз или два, но она произвела на меня очень приятное впечатление, – ответила Лариса. – У нее такая хорошая улыбка. Вы очень подходите друг другу. Хорошо, что ты с ней.

– А не на втором этаже у Толика, – вставил Вадик.

– Дурак!

– И, не при Ларисе Давыдовне будет сказано, она очень привлекательна, – продолжил он. – Худенькая, стильная, эти черные волосы, карие глаза, просто девушка из журнала мод.

– Опа-на! – сказала Лариса. – Я смотрю, ты ничего не пропустил! Я теперь не знаю, можно ли ее пускать в дом? Могут же увести мужа прямо из-под носа!

– Я прослежу, чтобы она хорошо себя вела, – пообещал я.

Когда мы вошли к Ларисе и Вадику, сердце у меня екнуло. Думаю, от самой банальной зависти. Их дом был эталоном того, что презрительно звалось “буржуазным достатком” и “мещанским уютом”. Дорогая мебель красного дерева, мягкие кресла и диван, ковры, обои, стереосистема Sony, телевизор Akai с видиком. В гостиной стоял сервированный стол, свет искрился на хрустальных бокалах и мельхиоровых приборах. Воздух был пропитан ароматом пекущегося мяса.

Наташа даже не скрывала своего восторга:

– Ребята, ну вы живете как настоящие капиталисты!

Не знаю, ждала ли Лариса такой прямолинейности, но, судя по выражению ее лица, реакция гостьи ей понравилась. Они расцеловались с Наташей.

– С наступающим!

– С наступающим!

– Проходите! У нас сегодня семейный ужин. Танцев не будет.

Готовила она так же хорошо, как и делала выкройки. Вечер, действительно, вышел тихим, семейным. Они рассказывали о том, как познакомились. Лариса училась на костюмерном отделении театрального училища, а Вадик в политехе. У них был общий знакомый, занимавшийся в школе Столярского. Он пригласил их на свое выступление, и там они встретились. Вадик собирался стать инженером, но однажды он познакомился на пляже с парнем, который обучил его ремеслу самопала. Он повторял его имя – Яша Петухов – с нескрываемым пиететом. На третьем курсе Вадик ездил на занятия на своих “Жигулях”. Инженером он так и не стал.