Дитер Нолль - Приключения Вернера Хольта. Возвращение

Хольт неохотно отвечал. Точеное лицо его матери совсем окаменело.

— Я одного лишь не понимаю, — заметил коммерции советник. — Твой отец ведь умница, у него блестящие способности! Что ему делать у русских? Ему бы приехать сюда. Химическая промышленность имеет все возможности быстро встать на ноги, хотя бы даже за счет иностранного капитала, ну и что, эка важность! Такой человек, как твой отец, должен же это понимать.

Хольт молчал. Пусть они оставят в покое отца! — с раздражением думал он.

А фрау Хольт сказала:

— У него не было никакого честолюбия. Человек не от мира сего, вечно носился с какими-то планами, утопическими идеями. А вот понимания возможностей, которые открывала ему жизнь, ему всегда недоставало.

— Зато ты удивительно понимала его, — сухо и с такой издевкой произнес Хольт, что лицо тети Марианны стало ледяным.

Но фрау Хольт только пренебрежительно повела рукой. Коммерции советник добродушно, от всего сердца расхохотался.

— Вот видишь, Теа… Молодежь нынче не стесняется все выкладывать напрямик, надо к этому привыкать. Пойдем, Вернер, пора отправляться!

Коммерции советник надеялся ввести племянника в три старейших гамбургских дома: к Тредеборнам, Хеннингам и Вульфам. «Опель-супер» покатил в сторону города.

— У Тредеборна оптовая торговля кофе, — пояснил коммерции советник, — старая, солидная фирма; кроме того, он акционер крупной пищевой фабрики в Альтоне. У него свои взгляды, о чем тебе полезно знать: помешан на чистоте домашнего очага и дочерей воспитал в строгости. — Дядя осторожно вел свой «опель» по оживленным улицам Харбурга, среди скопления машин, не переставая рассказывать. — Девицы Тредеборн пользуются большим успехом, — продолжал он, — особенно младшая. Старшей, вероятно, года двадцать два, а младшей восемнадцать. Старики живут очень замкнуто. Главное, чтобы ты понравился дочерям!

— Главное, чтобы они мне понравились, — возразил Хольт.

Коммерции советник рассмеялся, но на лице его отразилось явное беспокойство.

Тредеборны жили в Георгсвердере. Сам Тредеборн так и не показался во время их краткого визита. Гостей принимала его жена. Она предложила им по полрюмки вермута и обменялась несколькими пустыми фразами с коммерции советником. Фрау Тредеборн была плоская, бесцветная женщина лет сорока пяти. Прямой пробор придавал ей вид старой девы. На шее у нее, как у монахини, висел на массивной цепочке серебряный крест.

— Мы переживаем тяжелое время, но что господь бог ни делает, все к лучшему, — произнесла она, ханжески возводя глаза к потолку. Однако в лице ее проглядывало что-то злобное.

Хольт сдержанно отвечал на вопросы, но когда в гостиную вошли две девушки, он тотчас оживился.

Сестры сразу его заинтересовали. Обе они были одного роста и похожи друг на друга. У младшей, Ингрид, привлекали внимание густые каштановые волосы с рыжеватым отливом, искусно уложенные в высокую прическу. Она опустилась на низенький пуф возле матери, и та театральным жестом нежно прижала ее к себе. Старшая, Гитта, была блондинка. У обеих одни и те же большие серые глаза, опушенные черными ресницами, и нежные руки с просвечивающей сквозь кожу сетью голубых жилок. Ингрид была тоненькой, но все в ней отличалось пышностью — волосы, губы, грудь.

Гитта держалась надменно, она тут же завела с Хольтом умный разговор, представляясь немножко скучающей, немножко разочарованной. Она делала вид, что ее ничто больше не занимает, утверждала, что утратила все иллюзии. Говорила она бойко. Все земное — суета сует; не дорожи этим миром, ибо он ничто. При этом она подчас копировала ханжеские манеры матери; в уголках рта у нее залегли такие же злобные складочки.

Ингрид, напротив, казалась еще очень ребячливой — то чарующе-наивной, то не по летам рассудительной.

— Наше солнышко, — сказала фрау Тредеборн и потрепала округлое плечо младшей дочери, на что Гитта состроила гримаску.

Хольт скоро понял, что сестры перед гостями, а может, отчасти и сами перед собой играют роль…

Ингрид нравилась ему. Но он не мог избавиться от ощущения, что наивность ее деланная. Она рассказала об уроках танцев, на которые ходит с приятельницами. Коммерции советник тотчас за это ухватился.

— Может, и тебе бы не помешало, Вернер?

Хольт только рассмеялся в ответ.

Ингрид спросила:

— Так вы умеете танцевать?

— Немножко, — ответил Хольт. — На войне мы многому походя научились. — При этом он поглядел ей в глаза и по тому, как она поспешно опустила ресницы, отнюдь не по-детски поняв двусмысленность, заключил, что догадка его справедлива. Интерес его к Ингрид значительно возрос.

Коммерции советник стал прощаться. В машине он спросил:

— Ну как? — и нажал на стартер.

Хольт весело ответил:

— Ингрид очень мила. А в мамаше есть что-то злобное, прямо рыночная торговка.

Коммерции советник был так ошарашен замечанием Хольта, что даже заглушил мотор.

— Любопытно, как тебе понравятся Хеннинги, — сказал он немного погодя.

Хеннинг был владельцем портовой экспедиционной конторы и морского буксирного пароходства.

— Сын у него на редкость дельный молодой человек, на год или на два тебя старше. У старика желчные камни, и всем предприятием по существу заправляет сын. У них договоры с англичанами и дела неплохо разворачиваются.

— А сын разве не воевал?

— Он был во флоте. Кажется, он лейтенант.

Они проехали через разрушенный центр и повернули к Нинштедтену на северном рукаве Эльбы. В просторной квартире второго этажа их приняли фрау Хеннинг с сыном. На несколько минут к гостям в халате вышел и сам старик Хеннинг; больной, желчный человек, побурчал-побурчал что-то и скрылся. Жена его, седая миловидная дама, маленькая и подвижная, то и дело с обожанием вскидывала глаза на сына, высокого, стройного молодого человека с усыпанным веснушками решительным лицом. Роланд Хеннинг держался очень свободно и уверенно, он непринужденно пододвинул свой стул к Хольту и заговорил с ним, будто давний знакомый. Беседовали об автомобилях, яхтах, о Гамбурге и ночной жизни в Санкт-Паули.

— У нас здесь веселятся не хуже, чем в мирное время, — сказал Хеннинг и добавил, подмигнув Хольту: — Знаете что, надо нам как-нибудь вместе кутнуть! Идет?

— Идет! — ответил Хольт.

Когда коммерции советник поднялся, Хеннинг сказал Хольту:

— Так я вам на днях позвоню.

Коммерции советник так неумеренно выражал свою радость по поводу доброго согласия между молодыми людьми, что Хольта даже покоробило.

Вульфы жили немного севернее, в Осдорфе. Машина остановилась перед особняком, идиллически расположенным на краю заливных лугов. У Вульфа было большое дело по импорту и оптовой торговле бакалеей, до войны оно процветало, а сейчас все еще не оправилось. Вся семья была в сборе — сам Вульф, его жена и двое детей: бледный, хилый восемнадцатилетний юноша и шестнадцатилетняя девушка. Старшие Вульфы, оба с постными лицами, только и знали, что плакались на разгром, на трудные времена, на нужду и лишения. Хольт слушал краем уха и разглядывал дочь, худенькую, некрасивую девушку с выпученными глазами, вздутой от щитовидки шеей и выступающими вперед, как у грызунов, верхними зубами. Сквозь вьющиеся пепельные волосы выглядывали торчащие уши. Ее звали Аннероза. Брат ее, Гизберт, своей тихой, вдумчивой манерой говорить чем-то напомнил Хольту Петера Визе. Гизберт был на голову ниже Хольта. Острое его лицо было усеяно прыщами, большие уши торчали.