Хуан Бас - Скорпионы в собственном соку

Он ни о чем не узнал. Острым ятаганом, купленным на большом базаре в Алжире, я пронзил ему сердце и перерезал сонную артерию.

Кровь впиталась в сухой пол.

Я пожелал, чтоб Аллах простил ему то обстоятельство, что он предстанет перед ним пьяным, и не лишал его столь страстно желанной порции гурий.

Я открыл бутылку «Джонни Уокера», стоявшую в погребке, и выпил почти треть большими глотками; пойло было теплое, как моча испуганного животного.

Я вынул у дяди Пачи кляп и дал ему выпить немного.

– У меня очень болит нога. Пристрели меня, пожалуйста, и чем раньше, тем лучше, – сказал он мне спокойно, без тени удивления; я этого не ожидал.

– Думаю, это будет не так быстро, дядя. Я подумывал о более долгой и болезненной процедуре.

– Понимаю… По правде говоря, на твоем месте я бы сделал что-то подобное. В конце концов, в нас течет примерно одна и та же кровь… Я должен был поверить своему первому интуитивному ощущению в шале, когда ты пришел ко мне в овечьей шкуре, и прямо там пустить тебе пулю в лоб.

– Ты всегда знал, что я хочу убить тебя?

– Полагаю, да. После происшествия в баре Байонны – быть может, уже нет… Я не знаю. Я был с тобой неосторожен и сентиментален, племянник, а теперь мне предстоит заплатить за это.

Пока я дотачивал ятаган, мы вместе прикончили бутылку.

Я рассказал ему об основном: о тринадцати годах черноты, на протяжении которых я только и делал что слушал и думал, о его визите ко мне в Альсо вместе с Кресенсио и о клятве мести.

– В общем… Как бы там ни было, начинай пытать меня. Каким бы медленным ни было то, что ты мне приготовил, чем раньше мы начнем, тем быстрее закончим.

Меня обезоружили его смирение и храбрость.

Я подумывал было отрезать ему язык, чтобы он не выл, и прижечь ему рану, чтобы он не терял кровь. А потом завязать ему глаза или вырезать их, чтобы он лучше понял, что причинил мне, и пытать его, отрезая ятаганом по кусочку мяса, а также колотя молотком. Те самые, или примерно те самые, пытки, которым я мысленно сотни раз подвергал его, когда еще не знал, вернусь ли когда-нибудь к жизни, теперь я собирался воплотить в реальность. Он был все тем же сукиным сыном, но достоинство, с каким он держался перед палачом, сломало или спустило во мне неизвестную внутреннюю пружину и предопределило мои последующие действия.

Я попросил его открыть рот, чтобы все упростить.

Пуля девятимиллиметрового калибра прошила его мозг и вышла из черепа через теменную кость.

Я зарядил карабин «Ремингтон», составлявший часть моего арсенала, патронами из тех, что в Европе используют для охоты на кабанов. Я стрелял в рот трупу бербера до тех пор, пока не убедился в том, что раздробил ему все зубы.

Молотком я разбил теменную кость черепа дяди Пачи, чтобы скрыть отверстие от пули.

Я закопал все, кроме своего пистолета, ятагана и канистры с бензином.

Сложив оба трупа в джип, я вернулся на шоссе и снова поехал в направлении больницы.

Кругом не было видно ни души, но я должен был действовать быстро.

Я нажал на газ и направил джип на придорожные скалы и выпрыгнул в последний момент.

Я получил множество ушибов.

Джип перевернулся, но не загорелся. Я посадил бербера на свое место, место водителя, а дядю Пачи – рядом, на пассажирское. Я полил трупы и машину бензином и поджег.

Единственное, по чему можно будет распознать трупы, – это челюсти Тартало и, конечно же, его стеклянный глаз.

В Буире я купил новую одежду и сел в автобус до Эль-Кефа, а это уже Тунис.

Неделю я отдыхал в отеле в Бизерте, на побережье, а потом вернулся в Испанию.

Такси, набирая скорость, едет по шоссе в направлении Соросы, но я не узнаю ничего, что вижу из окна.

Ночь стала темнее, отсутствует какое-либо освещение.

И вдруг исчезли все машины. Белое такси – единственное, что двигается по этой нереальной дороге.

– Будьте откровенны. В действительности вы не так уж удивились, когда я проехал мимо больницы? – говорит мне таксист.

– Не очень, должен признаться. Кто вы?

– Вы правда не догадались? Сначала подумайте о своих делах, вспомните до конца историю вашего друга, которая сливается с настоящим, так сказать. И тогда вы окончательно поймете.

В Альсо меня ждал сюрприз, оставивший меня довольно-таки равнодушным.

Мой дом был разрушен, он сгорел до самого фундамента. На самом деле подожгли здание рядом, принадлежавшее моим соседям (которые со мной не разговаривали), а огонь перекинулся на мой дом.

Вероятнее всего, это было дело рук сыновей Чистагарри, семьи, враждовавшей с Сулапе, моими соседями, со времен карлистских войн. Но в моей деревне действовал закон omertа, [128]и посильней, чем на Сицилии, так что все сделали вид, что это просто трагическая случайность.

Мои корни были вырваны из земли, и я налегке уехал из Альсо, чтобы никогда не возвращаться.

Я снял жалкую малюсенькую квартирку в Каско-Вьехо, в Бильбао, на шумной улице Барренкалье.

Я выходил из этого квартала только для того, чтобы наведаться в «Твинз» и там напиться или в «Ла-Паланку», где обретались самые потасканные шлюхи, чтобы посмотреть, нет ли там чего-нибудь весомого.

Йосеан Аулкичо уже не тренировал «Атлетик» Бильбао, с 1985 года он занимался «Бетисом» и жил в Севилье.

Однажды утром в июне 1987 года я случайно увидел в газете интервью, которое заставило заработать все мои сигнальные устройства. Это была глупая игра в вопросы и ответы с епископом Бильбао Кресенсио Аиспуруа.

Приятный сюрприз. Я не знал о возвращении Кресенсио из Соединенных Штатов и тем более о том, что он стал епископом своего города.

По фотографии, сопровождавшей текст, я мог судить, что он превратился в пожилого господина (ему было уже пятьдесят семь); но глазки, полные похоти, выдавали его.

В интервью, наряду с другими глупостями, его преосвященство говорил, что очень увлекается японской кухней и что он в восторге от сашими. Я невольно представил, как он жрет живьем длинного и толстого угря, на манер глотателя шпаг.

Но, кроме того, отвечая на вопрос о том, когда и где он собирается провести летний отпуск, он поделился заинтересовавшей меня информацией.

– Как и в последние годы, я проведу август на спокойном острове Менорка, уединенно, в простеньком домике. Это место располагает к размышлениям и молитвам.

Зная его, я заключил, что там он вдали от нескромных взглядов каждое лето устраивает свои гомосексуальные оргии.

Не теряя времени, я заказал на август номер в гостинице «Альмиранте Фаррагут» вблизи от Сьюдаделы.

В дни, остававшиеся до августа, я занялся сбором информации о частной жизни сеньора епископа. Того, что я выяснил, было достаточно, чтобы уложить вальдшнепа Аиспуруа с первого выстрела.