Валентина Мухина- Петринская - Океан и кораблик

Я люблю природу, и я твердо решила увидеть океан, Камчатку. И разыскать папиного дядю, доктора Петрова. Жаль было, конечно, Августину. Она боялась остаться одна. Боялась отпустить меня на край земли, где мне «угрожали» немыслимые опасности. Сама она боялась решительно всего. Кто ее так напугал на всю жизнь?

Августина панически боялась поступить на завод или в учреждение и решила устроиться приходящей домработницей к одному престарелому писателю.

Подозревая, что и писателя она боялась, я уговаривала ее пока не работать, а чему-нибудь поучиться, например шить или художественной вышивке (она любила вышивать в свободное время). Пока я оставляла ей дядины пятьсот рублей, затем буду присылать треть своей зарплаты. Но Августина боялась и одиночества.

— За работой время быстрее пройдет до твоего приезда. Да и писателя жалко. Совсем один, больной, старый, а работает день и ночь… Уход за ним надобен. А уж вежливый такой… Все так ласково: «Августина Капитоновна, будьте добры», «пожалуйста, благодарю вас»… Боюсь я грубости, слова бранного больше всего на свете… Ты хоть часто будешь мне писать?

— Через день, — пообещала я.

Августина опять заплакала, и я, чтоб ее отвлечь, напомнила, что сейчас придет Сережа.

Августина засуетилась, заставила меня надеть мое лучшее платье — шелковое зеленое, без рукавов.

— У тебя в нем глаза совсем зеленые, — сказала она и, вздохнув, добавила: — Ну чтоб тебе выйти замуж за Сережу!

— Кстати, Августина, если встретишь хорошего человека, выходи за него замуж, — посоветовала и я ей.

Она укоризненно покачала головой:

— Не ожидала от тебя. После твоего отца и смотреть мне ни на кого не хочется.

— Отца не вернешь… А ведь ты еще молода.

— Тридцать девять лет мне, Марфенька. Разве это молодость?

— Конечно! Ты бы постриглась помоднее…

— Еще чего!

За мной зашел Сережа, и мы отправились к нему домой.

Сереже двадцать два года, а выглядит самое большее на девятнадцать. Высокий, худой, бледный, черные глаза смотрят настороженно. Я гораздо крепче его — наверно, закалилась на физической работе. Я знаю, что он очень добрый, но, если принял решение, переубедить его невозможно. Жаль, что он внушил себе, что любит меня: ни к чему это ему. Хорошо, что я уезжаю так далеко!

Мы шли не торопясь, пробираясь сквозь оживленную вечернюю толпу. Сережа начал было рассказывать о фильме «Солярис» — я его еще не видела, когда мы вдруг заметили эту афишу.

Перед ней толпились зеваки. Мы взглянули мельком, да так и застыли словно вкопанные.

Афиша явно опередила свое время.

7 июля 1995 года

в клубе «Россия» состоится диспут:

«МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК КОНЦАXXВЕКА

В ЖИЗНИ И ЛИТЕРАТУРЕ»

На диспуте присутствуют космонавт Юрий Щеглов

и писатель-фантаст Сергей Козырев

— Черт побери, мой однофамилец! — ахнул Сережа. Светящаяся лиловатая краска горела на фанерном листе.

Собравшиеся перед необыкновенной афишей комментировали ее каждый по-своему:

— До девяносто пятого года надо еще дожить!

— Ошибся парень — должно быть, спьяну!

— Дом культуры-то на ремонте… — К тому времени откроется!..

— Что за афиша? Может, попала каким-то образом… — начала было я и сконфуженно умолкла.

— …из будущего, — подхватил Сережа.

Я смотрела на него, даже приостановилась. Писатель-фантаст Сергей Козырев… Никакой не однофамилец. Это же он сам и есть! Ведь Сережа до страсти любит фантастику, конечно, это он, будущий писатель-фантаст.

— Что, не похож на молодого человека конца двадцатого века? — усмехнулся Сережа.

— В девяносто пятом году тебе будет сорок два года, — возразила я.

— Что ты хочешь этим сказать? — поинтересовался Сережа. Я и сама не знала. Еще раз взглянув на афишу, мы пошли дальше.

На лестнице их дома Сережа тихонько сказал:

— Ты на мать не обижайся, она хочет мне добра. Как я догадываюсь, будет сватать. Ты уж потерпи.

— Ладно.

— Не подумай, что я просил ее о содействии. Но если мама что-нибудь вдолбит себе в голову… Ты только не расстраивайся.

Все-таки Сережа красивый юноша, весь в армянку-мать. Только волосы у него отцовы, светлые. Интересное сочетание: черные глаза и русые волосы. Знает два языка. Два года учился в университете имени Ломоносова на Ленинских горах. Факультет прикладной математики и кибернетики. И надо же — бросить такой интересный факультет!

Когда-то мы учились в одной школе. За Сережей все девочки бегали. А мальчишки подражали ему во всем. Помню, он вздумал носить воротник пальто поднятым, и все ребята стали поднимать воротник. Он же всегда хотел дружить только со мной. Все ребята удивлялись: что он нашел во мне?

Когда я училась в седьмом классе, а Сережа в десятом, не помню уже под каким предлогом, он затащил меня к ним. И его мама допрашивала меня, почему я не хочу дружить с ее сыном? Чем это Сережа плох для меня?

Я сказала, что папа не любит, когда девчонки дружат непременно с мальчиками… И что у меня есть подруга, которую я очень люблю.

— Твой папа несовременен, — с досадой возразила Сережина мама. — Кто он по профессии?

— Простой рабочий, — ответила я, делая упор на «простой». Надеялась, что, может, от меня отстанут?

Но Сережа внес коррективы:

— Ее отец наладчик. Герой Социалистического Труда. Депутат Моссовета. Был делегатом Двадцать второго съезда партии.

— Странно, — пробормотала Аннета Георгиевна.

Мне показали все «игрушки» Сережи: магнитофон, киноаппарат, японский транзистор. И отпустили с миром.

— Она же совсем ребенок! — услышала я возглас Аннеты Георгиевны, уходя. — Какая тут может быть дружба?

Я целиком и полностью была с ней согласна. Семиклассница — и выпускник, который летом будет сдавать в университет!

Квартира у Сережи отличная. С высокими потолками, паркетом, лоджиями. Обстановка — настоящий выставочный зал. Лучшая комната, угловая с лоджией, предоставлена Сереже.

В столовой был так пышно сервирован стол, что я, поеживаясь, спросила, не ждут ли они гостей? Оказалось, это все в мою честь. Аннета Георгиевна была одета в блестящие синие брюки и такую же жилетку. Руки у нее еще красивые, тонкие, но зато наметился второй подбородок. Лицо красивое, властное, с низким лбом. Поскольку она доктор наук, значит, действительно дело не в величине лба, а в количестве извилин. У нее, должно быть, очень много извилин!..

Сели за стол. Я попробовала кетовой икры, вкус которой уже забыла, и еще всякой вкусноты. Сережа был тихий-тихий и почти ничего не ел. Арсений Петрович мне заговорщически подмигнул.

Говорили о театре, о литературных новинках, о моей работе и планах на будущее. Аннета Георгиевна меня явно прощупывала. Выпили по бокалу шампанского — за окончание мною техникума, хотя в этой семье техникум за образование отнюдь не считали.