Илья Зданевич - Собрание сочинений в пяти томах. 1. Парижачьи

Они стояли друг против друга. Между ними стояла женщина и их ощущения двоились.

Голос швеи заставил щеголя встрепенуться и искренне ей обрадоваться. Во всех этих историях она одна осталась только такой же приятной, как была раньше. Встречу с ней он принял как избавление.

Но признание разстриги его сбило. Значит не из-за мести, не из-за дела он раздел его. Значит вся эта комедия сделана ради комедии и ощущений. Ему не хотелось уходить отсюда.

Разстрига метался между своими восприятиями щеголя. У него брало верх то желание сыграть с ним, то желание приходило к нему. Он смотрел на нагого юношу и не знал что выбрать.

Звонок жены сделал игру невозможной, а его наполнил горечью. Она исчезнувшая так внезапно, почему и он подошел к телефону.

Что она сказала?

Щеголь не хотел уходить. Но он не хотел и отпускать разстригу. Он ответил. Она сообщила, что едет в лес и просила меня сейчас же приехать туда.

А что она сказала обо мне

Ничего

Неправда, она же знала, что я здесь.

Согласно ваших слов вероятно да, но она ничего не сказала.

Это глупости, щеголь. Вы играете со мной желая, чтобы я действительно подумал, что есть чтонибудь предосудительное в отношениях ваших с моей женой. Но я знаю, что она сказала вам не это. Щеголь посмотрел на разстригу глазами масляными.

Ну конечно неправда, сказал он, она сообщила мне, что просит вам передать, что ей нездоровится, что в лес она не приедет и просит нас ехать одних. Так что нам некуда торопиться. И сделал движение чтобы расстегнуть рубашку разстриги.

Он подошел и обнял щеголя. Правда, она будет нас ждать. Но ведь мы не поедем в лес, мы ведь останемся здесь, не правда ли. Ведь я вас ждал столько времени, милый мальчик. Я вас ждал столько лет, милый мальчик. Мой щеголь, мой щегольчик. Ну хорошо, довольно мы с вами играли. Он снял жакет. Подождите, я разденусь там и принесу халаты. Мы ведь не поедем в лес. Он усадил щеголя и исчез за дверью. Через минуту он стоял на пороге одетый и строгий.

Я пошутил, простите меня. Но меня ждет жена. И открыв дверь к выходу, он исчез за ней.

Щеголь бросился одеваться, торопился, прыгал перед зеркалом, расфрантился, придушился, одел в петлицу северное сияние и помчался в лес.

Затишье перед бурей — сказал кто-то где-то и когда-то. Оно наступало теперь и швея тихо дышала полной грудью наслаждаясь.

Голос щеголя пел в трубку вместе с проводами и казался ей песнью совершенно необычайной. И она ликовала.

По дороге смотрела она на путь, который она пробежала уже столько раз, но на этот восходила с торжеством, убежденная, что восхождение это не будет тщетным.

Она перегибалась за борт и смотрелась в асфальтовую пучину улицы, по которой плыла. Откидывалась и проталкивалась сквозь облака висевшие над аркой и домами, над деревьями вынырнувшими из пучины леса. И она опять ликовала видя этот лес. И радовалась. И оправлялась, рядилась, испытывала. Все знакомое казалось ей новым и расцветающим. В лесу гравий хрустел под шинами и она оборачивалась то и дело, надеясь найти машину щеголя, которая ее догоняла или думала, что она сама догоняет ее.

В лесу щеголя не было и нашла она только стол на восемь персон за которым уже побывали ее предшественники и который был пуст.

Но что за беда. Он сейчас приедет. Она раскланялась с какими то знакомыми и сев ко всем ним спиной, потребовала, чтобы ей подали газеты [23] Вариант: ведомости. . Какие забавные сегодня события. Трагическая история происходит или совершенно прозаически всем на головы падали с неба кирпичи. Где кто то родился с каким то количеством голов. Жалко что у щеголя была всего одна голова. Да и эта была не в порядке. Впрочем, зачем заниматься критикой. Наконец, наконец она встретится с ним после стольких часов мучительных поисков. И чего только она волновалась беспокоилась ревновала. Для чего. Ничто не существует. Как хорошо она сделала не обратив внимания на призывы мужа и уехав. Теперь она счастлива. И хорошо, что никого больше нет.

Ей не хотелось сидеть за столом на террасе и ждать. Она сошла вниз на дорожку к озерам. Ничто не будило в ней никаких чувств кроме жажды голода желаний обуреваемая. Она смотрела с восторгом на песок на воду на траву и опять на лес, где она проводила этот необычайный час. Она шла медленно и медленней, убежденная что щеголь догонит ее, настигнет ее, положит ей руку на руку и остановит ее.

И он догнал ее и положил ей руку на руку и обернулась она. Вы, щеголь, наконец.

Наконец он целовал ее руку необычайно рачительно.

Она посмотрела на его волосы, на шляпу в его левой руке, взятую так как берутся за рукоятку ножа. Немного слишком наклонившийся (или это ей только казалось) он был настолько на месте, что все тотчас оказалось на месте и швея несколько откинулась назад чуть сгибая голову и давая руку для поцелуя.

За ее спиной росли крылья.

Это заставило ее вспомнить о лебяди и о лебяди в связи со щеголем и о каких то еще историях. Но все потонуло и все опять было на своих местах.

Ее настроение могло и не передаваться щеголю, так как сам он был настроен совершенно так же.

Первые минуты, когда он ехал в лес ему вернулось отвратительное настроение было вспыхнувшее после выхода разстриги и которое задушило было одевание. Но эта новая вспышка была настолько кратковременной, что он даже не успел огорчиться из-за всей этой истории. Напротив сознание, что разстрига будет искать жену дома и потому никак скоро не появится в лесу заставляло его торжествовать. И чем дальше он ехал, тем сильнее все эти ощущения уступали одной радости, что он увидит швею, которую он любит, с которой был дружен, которую уважал, вкус которой он ставил выше всего.

Он даже не досадовал на то, что напрасно съездил домой. Теперь он был вознагражден.

Ее издали он узнал и пришел в восторг, увидев как она была одета. Эта портниха была кажется единственной. Одеваться всегда лучше всех своих заказчиц, которым она служила недосягаемым идеалом.

Ее философия платья, состряпанная чтобы увеличить и без того баснословные обороты ее дома, его изумляла и всегда волновала. Он находил как раз именно тем, что нужно было всегда говорить, что человек состоит не из души и тела (как высшие животные), а из них плюс платье, и что платье — основная принадлежность человека — выше и души и тела. Не важно быть красивым или одаренным, надо быть хорошо одетым. О, конечно, физическая и душевная красота великолепны, но как дополнение, гарнир к платью.

Он великолепно понимал ее. Эта философия была его философией.

Он мог часами говорить с ней и часами ее слушать, когда разговоры не выходили из рамок портняжных разговоров. Так они улучшали расширяли эту философию и расширяли эту систему.